Темная гора
Шрифт:
— А вот и зачинщик, — сказал Родот. — Как пожелаешь, правитель, отдать ли его вышивальщицам искусным или попросту жизни лишить, милость твою явив?
Помолчал базилей, потом окинул взглядом стражу, будто считая, сколько их тут на него и спутников его приходится, а потом строго заметил Родоту:
— Раз уж признал ты меня правителем вашим, так изволь удалиться и стражу с собой уведи. Я же решу, как нам быть с бунтарем.
Одобрительно кивнул Арет, нахмурился Медон, опасливо покосившись на Родота, но гадиритский мудрец расплылся в довольной улыбке и, кланяясь,
Когда дверь прикрылась за последним гадиритом, Арет подскочил к рабу, смерил его с ног до головы и злорадно сказал:
— Что, допрыгался, собачий сын!..
Тут он поперхнулся и виновато скосил глаза на Калипсо, но она и бровью не повела. Седдер же ответил ему дерзким взглядом, сплюнул и уселся на пол, загремев цепями.
— Забить ему плевок обратно в глотку? — спросил Арет базилея.
— Нет! Сними с него оковы, — велел Одиссей.
Старый воин пробормотал родосскую поговорку о глупом родственнике, что хуже двух врагов, взялся за цепь и рывком поставил Седдера на ноги. Долго возился с замком, наконец потерял терпение и мечом разрубил толстое медное звено. Острие клинка задело руку Седдера и оставило длинную царапину на локте, но тот даже не вздрогнул.
— Что же ты ключ у стража не взял? — удивился Медон.
— Что же ты мне раньше не сказал? — сверкнул глазами Арет. — Много тут мудрецов развелось?..
Базилей поднял руку, призывая к молчанию.
Между тем Седдер сбросил с себя цепь и подошел к Одиссею. Старый воин мигнул Политу. Юноша переместился ближе к трону, встав за спиной Седдера с обнаженным мечом.
— Ну и что мне с ним делать? — спросил базилей у Калипсо. — Начинать правление с казни — дурная примета, а помиловать — скажут, что нерешителен, мягок…
— Не о том говоришь, о возлюбленный мой, — еле слышно ответила прекрасная нимфа, и такая горечь прозвучала в ее голосе, что Арет и Медон переглянулись в удивлении. — Что тебе замыслы гадиритов, когда нам, возможно, расстаться вскоре придется навеки! Пусть не прельщают тебя замыслы их о царстве великом, нет в том царстве места тебе или мне.
— Что ж, и о том поразмыслим, — сказал Одиссей. — Но пока мы во власти твоих соплеменников, не разумно ли им до поры не перечить? А пока расспроси несчастного брата своего, есть ли возможность жизнь ему подарить, и будет ли верен он мне за эту милость?
Нехотя заговорила Калипсо, горделиво вскинул голову Седдер и коротко ответил.
— Он говорит, что тому, кто упал, не подняться.
— Что это значит?
— Как бы ты ни решил, ему все равно. А верен он лишь богу гадиритов живому.
— Вот как! — насупил брови Одиссей, но тут в разговор вмешался Медон.
— Да будет мне позволено задать вопрос, правитель? — И, дождавшись кивка базилея, продолжил:
— Спроси у него, о прекрасная, каким богам он поклоняется? Родот сказал мне, будто имена их забыты.
Снова заговорила Калипсо. Рассмеялся Седдер неприятным скрипучим смехом и, указав пальцем в сторону Одиссея, ответил что-то.
Не сразу пояснила Калипсо, что сказал ей брат, задумалась нимфа над его словами и лишь потом произнесла:
— Он говорит, что вы поклоняетесь богам, которых никогда не видели, а потому множите их число, тогда как он может узреть своего бога вживе.
— Да? — слабо улыбнулся Одиссей. — И как же он зрит своего бога — упившись непентеса или наевшись грибов?
— Нет, по словам его, бог гадиритов всегда с ними, и тот, кто не убоится встречи с ним, и есть истинный правитель, а не тот, кто восседает на божестве.
— Кто восседает на божестве? — кротко спросил базилей.
Разговор между братом и сестрой затянулся. Вопросы Калипсо становились все короче, а ответы Седдера длиннее. Наконец вздохнула нимфа и сказала:
— Не знаю, безумен он или и впрямь чего-то наелся, но он утверждает, что под троном есть тайный ход в заветное место, где бог дремлет в некоем ожидании. И что правитель гадиритов должен прикоснуться к богу, не сойдя при этом с ума, а если разума лишится, так на то воля божества — значит недостоин трона.
Дело плохо, решил Арет, лукавый раб задумал недоброе, пахнет ловушкой. Так когда-то заманил Эврилох своего ученика в пещеру, соблазняя его обещанием показать дриаду. Показал… С тех давних пор не верил Арет сокрытым чудесам и, ожидая подвоха, всегда был настороже. Зря базилей затягивает дело. Казнить раба — и кончен разговор. Хоть он и брат Калипсо, а все ж бунтарь. Такие опаснее всего, потому что близко к трону могут подобраться. Сейчас подаст знак базилей, и голову долой!
Но Одиссей решил иначе.
— Ну так давай спустимся к твоему божеству и спросим его — достоин ли я быть правителем вашим, — сказал он после раздумья, поднявшись с трона. — А там и с тобой решим, как быть! Показывай, где тут дорога.
Хотел возразить Арет, но не успел.
— Стоит ли слушать бредни безумца! — воскликнула Калипсо, а белое лицо ее сделалось бледным. — Что, если он в ловушку тебя заманивает, вот о чем подумай! Не знаю, о каком божестве он говорит, но неспроста пугали меня в детстве чудовищем в сердце горы!
— Прислушайся к ее словам…
Базилей не дал Арету договорить.
— Пристало ли мне опасаться гадиритского чудища, тогда как светлые боги Олимпа деяниям моим не смогли помешать? — грозно вопросил он. — Был бы могучим их бог, не допустил бы гибели Посейдонии! А ты, кичливый раб, веди к нему! обратился он к брату Калипсо.
Седдер увидел глаза базилея, вздрогнул и мгновенно понял смысл его последних слов. Смуглое лицо раба посерело, он спросил что-то у Калипсо, но та лишь пожала плечами и указала пальцем себе под ноги. Тогда Седдер подошел к трону и принялся ощупывать края возвышения, на котором он был установлен. Базилей уже стоял рядом с Калипсо, Арет тенью шел за рабом, дыша ему в затылок, а Медон с интересом наблюдал за ними. Политу же было не до этого, он оттаскивал расшалившихся детей от жалобно вскрикивающего слепца, которого они щипали за уши и нос.