Тёмная империя-3 часть2
Шрифт:
Мне и не мешали. В спальне вообще стало как-то неестественно тихо. Но меня это не волновало. Нашла точки на затылке девушки, сжала. Затем быстро растерла ладони ведьмочки, и невольно улыбнулась, увидев, как ее губы приобрели естественный цвет, а сама девушка теперь осмысленно смотрела на меня. И погрузить бы ее в стазис, а еще лучше сердце прооперировать, потому что действительно больное, но это ведьмочка — магией тут не поможешь, а браться за операцию не рискнула бы и Соер.
— Успокоительный отвар дать нужно, — завершив сказала
я, обратившись к стоящей в задумчивости ведьме.
Ответила не она, а одна из домових:
—
Боги, они разговаривают!
Никак не могу к этому привыкнуть, но, стараясь не обидеть представителей маленького народа, я выдавила из себя слабую улыбку, и сказала:
— Это спазм был, я сняла. Отпаивайте ее сейчас, усиленно.
— Хм, — Благодать Никаноровна криво усмехнулась, — прелесть моя, скажи честно — ты раньше домовых видела?
Я отрицательно покачала головой.
— Ну что ж, молодец, хорошо держишься, даже сходу их за мыслящих существ приняла, — неожиданно похвалила меня ведьма. — Идти сможешь?
— Да, конечно, — с готовностью подтвердила я.
Ведьма смерила меня скептическим взглядом, хмыкнула и с такими знакомыми язвительно-издевательскими нотками скомандовала:
— Угу, сядь! Марфа Васильевна, порошок девясила ей и настойку зверь-травы. Живо.
Домовиха бросилась к столику, в то время как вторая приподняла и поила девушку, которая с каждой секундой все розовела и больше не была похожа на умирающую. Я же откровенно испуганно смотрела на Благодать Никаноровну, потому что… потому что я села. Вот как она ее «Угу, сядь!», так я с перепуга и села.
— Слушай, прелесть моя, — ведьма продолжала задумчиво на меня смотреть, — а ты вообще в курсе, что магия целителей в принципе не влияет на ведьмочек?
Тяжело вздохнув, я безропотно приняла порошок девясила из пухлых ручек домовихи, запила все водой с разведенной в ней настойкой совершенно неизвестной мне травы, а затем ответила:
— Да. Я знаю. У меня на руках умерла ведьмочка. Ей было пять.
Говорят, каждый адепт целительского факультета прежде чем стать магом-целителем должен наполнить свое кладбище… Эту поговорку я часто слышала, именно ее говорили нам, когда погибал пациент… Не знаю, правда ли, но лица тех, кого исцеляешь благополучно забываются быстро, а те, кто умер — не забываются никогда. Я помнила всех, кого не смогла вылечить.
— Что ж, земля ее дала, земля приняла, — проговорила ведьма. — В любом случае, благодаря ее смерти сегодня Людмила осталась жива.
Ведьмочка, неловко поднялась с постели, встала, переводя взгляд с меня на Благодать Никаноровну.
— И чего замерла? — язвительно поинтересовалась та. — Бухайся давай на колени, в ножки кланяйся, за жизнь свою никчемную благодари давай.
— А… — протянула ведьмочка.
— Чего стоишь? — рыкнула на нее ведьма. — В центральный зал, живо! Истеричка! И чтоб пятки сверкали, выйду в коридор проверю! Марш!
Девушка отшатнулась, а затем стремглав помчалась куда послали, не заметив самодовольно-коварную улыбочку Риш.
— Благодать Никаноровна! — укоризненно выдохнула одна из домовых.
— Что? — словно не понимая, вскинула бровь ведьма. — Между прочим при сердечных недомоганиях физические упражнения полезны. Кстати, чего мы стоим, а?
Домовые тоже ринулись наутек.
И я осталась наедине, с более чем странной ведьмой. Она же, изучая меня внимательными черными глазами, протянула, словно пробуя на вкус:
— Леди Найрина Сайрен… Найрина… Найриша… Ага, буду звать тебя Найриша.
И как-то само собой сорвалось:
— Благодать Никаноровна, а вы с лордом Эллохаром случайно не родственники?!
Своего бестактного вопроса я устыдилась сразу же, но это я. Ведьма же широко улыбнулась, сверкнув белоснежными зубами, и полушутливо-полуиздсватсльски ответила:
— Случайно — нет, а если говорить о не случайности, то да — Даррэн мой старший, единственный и обожаемый братик.
Несмотря на охватившую меня неловкость от ситуации, внутренне я почему-то лаже не усомнилась в этом. Нет, внешне они были совершенно непохожи друг на друга, но что-то общее в выражении лиц, в походке, тон голоса, стиль речи…
— Не удивлена, да? — догадалась Благодать Никаноровна.
Говоря откровенно, сейчас я смутно припомнила, что о сестре лорд Эллохар рассказывал, и имя, кажется, произнес именно «Риш». И все же мне стало как-то неловко, ко всему прочему очень хотелось спросить, как получилось, что родная сестра темного лорда является ведьмой. Но я сочла это вконец бестактным и потому, спрашивать, конечно, не стала.
К всему прочему мне о другом сообщить следовало:
— Благодать Никаноровна, там у ворот голоса… — я запнулась, потому как ведьма неожиданно напряглась, пристально на меня глядя, — так вот… — продолжила неуверенно, — они просили передать, что у вас в ограде, как я понимаю, сто сорок вторая, двести восемнадцатая, и с пятисотой по пятьсот шестую доски прохудились.
Ведьма как-то жутко сощурила глаза, пристально вглядываясь в меня. И от этого ее взгляда я испытала почти физическое желание прикрыться щитом как минимум. А еще лучше дверью, или несколькими, в смысле оказаться подальше.
— Найришшша, — нехорошим, злым голосом протянула Благодать Никаноровна, — Найришшша, тебя кто растил?!
Не понимая сути вопроса, я переспросила:
— Простите?
Ничего не ответив, ведьма устало покачала головой и произнесла:
— Духов-хранителей и ведьма-то одна из тысячи услышит, но лишь как скрип, как шелест, как невнятный шепот. Маги не слышат вовсе! Домовые и тс, уж насколько светлые души, понять слов извечных духов не в силах. Темные да, могут, но лишь при условии, что дух скован заклинанием, а ты… Мстила кому-нибудь хоть когда-нибудь?
Вопрос был столь неожиданным, что я невольно искренне ответила:
— Нет.
— Ненавидела?
Удивленно смотрю на Благодать Никаноровну. Происходящее резко перестало мне нравиться. Все происходящее.
— Вы задаете странные вопросы, — сказала я, поднявшись и пройдя до столика, поставила чашку на блюдце, от чего раздался тихий звон.
Фарфор, знаменитый эльфийский фарфор, удивительно.
Подняв блюдце, рассмотрела вензеля Ведической школы, роспись охранных рун — ведьмочек защищали даже чашки. На какой-то миг я им позавидовала, ученицам этой школы. Здесь их очень любили, оберегали от всего, заботились, ценили… Но самое главное действительно любили и это ощущалось во всем. В занавесях, струящихся над окнами, в наволочках с рюшами и кружевами не одну, а по пять подушек и подушечек для каждой кровати, в пододеяльниках, тоже украшенных белоснежным кружевом, в теплых добротных покрывалах поверх одеял… В тапочках, забавных с ушками как у зайчиков, что обнаружились под каждой кроватью, да во всем. Здесь было так тепло, уютно и по-домашнему…