Темная королева
Шрифт:
Наготу? Арианн недоуменно заморгала – пальцы легли на мягкий шелк платья. Опустив глаза, она ошеломленно обнаружила, что платье даже не помято. Она была полностью одета.
Ренар часто и глубоко дышал и тоже выглядел несколько ошеломленным. Поднял руку, разглядывая кольцо.
Арианн бросила взгляд на свое. Металл все еще оставался странно теплым.
– Что… что произошло? – охрипшим голосом спросила она.
– Не могу понять. Но думаю, что, когда мы коснулись руками и кольцами, похоже… похоже, наши мысли слились воедино, усилив все наши стремления и представления, тайные страсти
– Выходит, мы чуть не занялись любовью… в наших головах? – воскликнула Арианн.
Она в смятении уставилась на кольцо. Трепеща от страха, почти оторвала палец в отчаянном усилии снять металлическую ленту. Швырнула кольцо на стол и, все еще дрожа, отступила назад.
Ренар уже достаточно пришел в себя, чтобы ее успокаивать.
– Милая, пожалуйста, не пугайся. Признаюсь, что это немножко обескуражило и меня…
– Мне в жизни достаточно много угрожали – сборщики налогов, нежелательные поклонники и охотники на ведьм. Но, по крайней мере, за свою голову я никогда не боялась. Почему вы не предупредили меня, что кольца, если их соединить, способны на подобные вещи?
– Я сам этого не знал.
Арианн посмотрела на него с глубоким недоверием.
– Но вы определенно не замедлили воспользоваться этим свойством, как только его обнаружили, – обвинила его она. – Соблазняя меня посредством… посредством собственных необузданных фантазий.
– Все эти пылкие мысли исходили не только от меня, – язвительно возразил Ренар.
Лицо Арианн пылало. Она плотно охватила себя руками. И все же понимала, что боится, прежде всего, себя, обуреваемую страстями, непредсказуемую часть своей души, о существовании которой она едва ли подозревала до сегодняшней ночи.
Ренар шагнул к ней и мягко взял ее руки в свои.
– Милая, не стоит так терзаться и смущаться по поводу того, что произошло. Как Дочь Земли, вы должны знать, что стремление к спариванию – самая естественная вещь в мире. Почему это так вас пугает?
«Потому что не хочу закончить, как мама, с разбитым сердцем из-за неверного мужа. Или, еще хуже, как Габриэль, уязвленная, ожесточенная, утратить свою магию», – в отчаянии подумала Арианн.
– Но я не насильник или изменник. Со мной ваш волшебный мир будет в надежных руках, – ответил Ренар, будто она произнесла свои мысли вслух.
Арианн вздрогнула, затем со стоном попыталась вырваться из его рук.
– Ренар, прекратите. Перестаньте вторгаться в мои мысли.
– Тогда прикажите своим глазам не говорить со мной, – ответил он, легко целуя ее в лоб. – Почему бы нам не положить конец этой глупой игре? Забудьте о кольцах и договоренностях и выходите за меня.
– Правила нашей игры установили вы, а не я. Я воспользовалась кольцом лишь раз и больше не намерена прибегать к нему. – Она устало провела рукой по лбу. – А теперь очень поздно, и я так устала… и так запуталась. Если хотите остаться до утра, я предоставлю вам постель. Только не свою.
Ренар долго смотрел на нее, в его глазах читались и сожаление, и раскаяние, и разочарование.
– Нет, пожалуй, мне лучше уехать, – спокойно произнес он. – Но пока не буду уверен, что опасности нет, я намерен находиться неподалеку.
Он взял со стола кольцо и вложил его обратно
Глава шестнадцатая
Нa стенах каменного дома неподалеку от пригородов Парижа тени становились длиннее. Здание имело мрачный вид, и ближайшие соседи старались его обходить. Месье Вашель де Виз, может быть, и считался важной святой персоной, предназначенной Богом избавлять мир от ведьм, но даже добропорядочные граждане испытывали благоговейный страх, если его темные глаза обращались в их сторону. Особенно когда он был в мрачном настроении, а именно в таком настроении он постоянно находился после вчерашнего возвращения.
В такие периоды один Симон Аристид осмеливался ухаживать за хозяином. Осторожно неся кувшин с теплой водой, он тащил его наверх, довольный тем, что в пределах хозяйского дома может сбросить тяжелые черные одеяния. В простой накидке и бриджах можно было двигаться куда свободнее и быстрее.
Приоткрыв дверь в спальню хозяина, Симон нащупал путь в темной комнате. Поставил кувшин на умывальный столик, потом распахнул шторы, и в помещение проник слабый луч послеполуденного солнца.
Симон с беспокойством разглядывал фигуру, дрожавшую на огромной кровати с четырьмя столбиками. Месье де Виз после своего изгнания с острова Фэр впал в присущее ему неконтролируемое и непредсказуемое состояние. Люди графа де Ренара безжалостно гнали его братство по всей Бретани. Магистр на протяжении всего этого тяжелого испытания был мрачен и молчалив, да и вернувшись домой, не произнес ни слова.
Он заточил себя в своей комнате, отказывался есть и пить, в помещении царила тишина, исключая раздававшиеся время от времени глухие стуки и крики боли.
Подойдя на цыпочках к постели, Симон тихо позвал:
– Господин?
Лежа на животе, де Виз повернул голову и сквозь спутанные волосы одним заплывшим остекленевшим глазом поглядел на Симона.
Симона бросило в дрожь от вида его спины, бледной плоти, крест-накрест иссеченной багровыми рубцами.
– О, господин, что вы с собой сделали?! – тихо произнес юноша.
Он знал, что, когда на того находило, месье де Виз пытался «очищать» себя, но никогда еще не доходил до такого зверства.
Симон поторопился подвинуть тазик. Обмакнув в воде тряпку, он приготовился обмыть раны хозяина. Но тот оттолкнул руки парня.
– Нет.
– Но, господин, позвольте мне помочь…
– Единственное, чем ты можешь мне помочь, – это дать мне мою…
С мучительной гримасой он наклонился с кровати, нащупывая рукой плеть, которую уронил на пол.
– Нет, господин! – воскликнул Симон.
Де Виз ухватил кнутовище, а слуга отчаянно пытался вырвать плеть.
– Пусти, мальчик. Ты… ты не понимаешь. Нужно продолжать… нужно очищаться от отравы.
Симон боролся, пока не отнял плеть. Он не справился бы с человеком, равным по росту и силе его хозяину, но де Виз сильно ослаб от наложенного на себя наказания. Юноша отшвырнул плеть в сторону.
– К-как ты смеешь… – свирепо глянул на него де Виз.
– Если вы будете так продолжать, то заболеете и умрете.
– Я уже умираю. Эта ведьма отравила меня своим нечистым поцелуем.