Темная лошадка
Шрифт:
– Ты не гони, не кипятись, а слушай, что дальше, – остановил меня Тенгиз.
– Связался я и с Кисловодском, – продолжал Бэл. – В санатории подтвердили, что Глушков Геннадий Игоревич у них отдыхает. Это шестидесятилетний генерал. И рассказали мне про конфуз, который с ним случился: генерал по рассеяности потерял в самолете или аэропорту путевку. Ему пошли навстречу и выписали дубликат.
– Кто ж этот придурок на самом деле? – спросил я, хотя понимал, что ответа сейчас нет ни у Тенгиза, ни у Бэла.
– По факту угона вертолета в Москве создали комиссию
– Не разбираться, а думать, как спасти свои жалкие шкуры, – уточнил Тенгиз.
Он кинул окурок на пол и наступил на него.
– По-моему, вы сгущаете краски, – сказал я. – Что за паника? Чего вы всполошились? Никто операцию не запорол! Мы выяснили, во-первых, где находится базовый лагерь боевиков. Во-вторых, Немовля с порошком у нас в руках. Я думаю, что он на первом же допросе сдаст Илонку. А Гельмута скорее всего уже задержали в аэропорту с рюкзаком фальшивых долларов. Пусть теперь объяснит, где он их раздобыл.
Я заметил, как Бэл и Князев переглянулись.
– Видишь ли, в чем дело, – медленно произнес Бэл, рисуя на газетном поле треугольнички и кружочки. – Гельмут пропал.
– Что значит пропал?
– Что значит, что значит! – взорвался Тенгиз. – Не знаешь, как пропадают люди?! Растворился, исчез, канул в небытие! Не дождались его в аэропорту. Два рейса на Москву ушли полупустыми, в кассах – никакой очереди. Сто раз можно было улететь!
– Так он даже не покупал билет?
– В том-то и дело.
Я пожал плечами.
– А что могло случиться? Может, грохнули его? Старик не очень осторожно себя вел, мог прилюдно полезть в рюкзак и засветить баксы.
– Тогда нам труба, – вслух подумал Тенгиз. – Тогда нам не жить.
– Но почему? – недоумевал я. – Разве вы были обязаны обеспечивать безопасность Гельмута? Немец сам искал приключений на свою задницу.
– Да не в Гельмуте дело! – махнул рукой Тенгиз.
– А в чем же? В инвентаре строгого учета? Вот беда – пропал мешок с фальшивыми долларами. Ну и черт с ними! Отпечатаете на цветном ксероксе еще три мешка.
Тенгиз снова хмыкнул. Он ходил по комнате, глядя под ноги, словно уронил какую-то безделушку, но никак не мог ее найти. Бэл помрачнел. Он изрисовал уже всю газету и теперь был занят тем, что пририсовывал к буквам «о» в заголовках ручки и ножки.
– Ну что? – спросил Тенгиз у Бэла, подняв голову. – Осчастливим нашего юного друга?
Бэл ничего не ответил, лишь еще глубже втянул голову в плечи.
– Я тебе сейчас такое расскажу, оптимист ты обаный, – произнес Тенгиз, снова начав шлифовать полы комнаты. – Что позавидуешь этому долбанутому псевдо-Глушкову, который не только подох, но и свой гнилой труп куда-то спрятал.
От тона, с каким произнес фразу Тенгиз, мне стало не по себе, словно на голову падала сверхмощная бомба. Я попытался опередить Тенгиза и догадаться, какую страшную новость он собирается мне преподнести. Допросили Немовлю и
– В Нальчике, в кабинете руководителя операцией, один из оперов чистосердечно извинился перед Бэлом за одну небольшую оплошность, – произнес Тенгиз, улыбаясь мне какой-то ужасной улыбкой.
– Я расскажу! – прервал Бэл и кинул ручку на стол. – Короче, чтобы не было утечки информации, местную приэльбрусскую милицию и органы безопасности о нашей операции в известность не поставили. Все должно было быть очень правдоподобно, чтобы немцы не заметили фальши. Потому милиция и ОМОН по-настоящему суетились и перепугались до смерти. Так талантливо сыграть, зная, кто мы с Тенгизом на самом деле, они бы не смогли.
– А в Нальчике знали, кто есть кто?
– Естественно, чудила! – ответил Тенгиз. – Тебе ж сказали: Нальчик – кабинет руководителя операцией. Там, значит, штаб. Но во все тонкости было посвящено всего несколько человек.
– Так вот, – продолжал Бэл. – Подвезти к автобусу рюкзак с поддельными баксами поручили одному малоопытному оперу. И он застрял где-то по дороге между Нальчиком и Терсколом – на гаишном пикете его тормознули, и пока выяснили его личность, пока получили «добро», чтобы его пропустить, мы с Тенгизом благополучно погрузили своих заложников в вагон и покатили на гору.
У меня отвисла челюсть. Я переводил взгляд с Тенгиза на Бэла и обратно, и язык не поворачивался спросить самое главное: так чей рюкзак и, главное, – с чем – таскали сначала Тенгиз с Бэлом, потом Глушков и, наконец, Гельмут?
– Ну? – сердобольно взглянул на меня Тенгиз. – Рожай скорее. Что, вопросом подавился?
Я смог лишь безмолвно кивнуть.
– Хочешь узнать, откуда еще один рюкзак с бабками взялся? – издевался Тенгиз.
– Видимо, произошло вот что, – сказал Бэл. – Местные гэбэшники, не дожидаясь, когда Нальчик пришлет деньги, проявили инициативу, связались с авторитетами, контролирующими все курорты Приэльбрусья, и попросили повлиять на ход событий. Те, естественно, развели руками: никакого захвата заложников в криминальных кругах Кабардино-Балкарии не планировалось, это чужаки, «гастролеры«. Представляешь, как обломил их этот «терракт» в лучший период горнолыжного сезона! И, думаю, что под какие-то гарантии властей они быстро нашли миллион баксов, который и передали нам.
– Но это… Это невероятно!! – воскликнул я. – Мы таскали с собой настоящие баксы, а думали, что это фальшивка!! Но погоди, Бэл, ты уверен, что эти баксы были настоящими? Может, вам подсунули тоже подделку?
Бэл отрицательно покачал головой.
– Помнишь, я разжигал «сотками» примус? Несколько помятых купюр случайно остались у меня в кармане. Когда в Нальчике я узнал, что опер с мешком фальшивых долларов опоздал в Терскол, то, естественно, сразу подумал, а что за купюры лежат у меня в кармане. Пошел в сбербанк и без проблем обменял их на рубли. Детектор их пропустил.