Темная любовь (антология)
Шрифт:
— Сволочь! — крикнула она, прижимая ладонь к щеке. Теперь ее глаза наполнились слезами. — Какая же ты СВОЛОЧЬ!
— Я спас тебе жизнь, — сказал я. — Ты что — не понимаешь? До тебя не доходит? Я СПАС ТЕБЕ ЖИЗНЬ.
— Ублюдок, — прошептала она. — Давящий, присвоивший право решать, мелочный, самодовольный, самовлюбленный ублюдок. Я тебя ненавижу.
— Подотрись своим дерьмом. Если бы не этот самодовольный мелочный ублюдок, ты бы сейчас валялась мертвая.
— Если бы не ты, меня тут вообще не было бы, — сказала она, а по Пятьдесят Третьей улице с визгом пронеслись три первые полицейские машины и остановились перед "Кафе Готэм". Из них посыпались полицейские, будто клоуны в цирковом
Мне пришлось зажать руки под мышками. Они тянулись убить ее, сомкнуться у нее на шее и убить ее.
Она прошла шесть-семь шагов, потом снова обернулась ко мне. Она улыбалась. Жуткой улыбкой, куда более ужасной, чем все, что я видел на лице Ги, Ресторанного Демона.
— У меня были любовники, — сказала она, улыбаясь этой жуткой улыбкой. Она лгала. Ложь была написана у нее на лице, но боли это не смягчило. Она ведь ХОТЕЛА, чтобы это было правдой. Это тоже было написано у нее на лице. — Трое за последний год. Ты никуда не годен, и я находила себе настоящих мужчин.
Она повернулась и пошла по улице, как женщина шестидесяти пяти лет, а не двадцати семи. Я стоял и смотрел ей вслед. Перед тем как она завернула за угол, я снова выкрикнул это. То, с чем не мог смириться, то, что застряло у меня в горле, будто куриная косточка.
— Я спас твою жизнь! Твою проклятую жизнь!
Она остановилась на углу и посмотрела на меня. Жуткая улыбка так и не сошла с ее лица.
— Нет, — сказала она. — Не спас.
И она скрылась за углом. С тех пор я ее не видел, хотя, полагаю, увижу. Встретимся в суде, как говорится.
На следующем углу я зашел в супермаркет и купил пачку "Мальборо". Когда я вернулся на угол Мэдисон и Пятьдесят Третьей, Пятьдесят Третью перегораживали голубые барьерчики, которые используют полицейские, чтобы огораживать места преступлений и маршрут процессий. Однако ресторан был виден и оттуда. Отлично виден. Я сел на край тротуара, закурил сигарету и начал следить за происходящим. Подъехало пять-шесть машин "скорой помощи". Шеф-повара увезла первая — без сознания, но, видимо, еще живого. За его кратким появлением перед его поклонниками на Пятьдесят Третьей последовало появление носилок с трупом в чехле. Хамболд. Затем появился Ги, накрепко привязанный к носилкам, он дико оглядывался по сторонам, пока его не задвинули в машину. Мне почудилось, что на мгновение наши глаза встретились, но, вероятно, это просто мое воображение.
Когда машина с Ги тронулась и проехала через дыру в баррикаде из барьерчиков, отодвинутых двумя полицейскими в форме, я швырнул сигарету, которую курил, на канализационную решетку. Не для того я выжил этот день, чтобы вновь травить себя табаком, решил я.
Я глядел вслед удалявшейся машине "скорой помощи" и пытался представить себе, как жил человек в ней там, где живут метрдоты — в Квинсе, в Бруклине или даже, может быть, в Райе или Мамаронеке. Я пытался вообразить, как выглядит его столовая, какие картины могут висеть на стенах. Это у меня не получилось, но я обнаружил, что способен довольно легко вообразить его спальню, хотя и без всякой уверенности, разделял он ее с женщиной или нет. Я видел, как он лежит с открытыми глазами, но абсолютно неподвижно и смотрит в потолок в глухие ночные часы, когда луна висит на черной тверди, будто глаз трупа, полуприкрытый веком; я мог представить себе, как он лежит там и слушает лай соседской собаки, ровный, монотонный, нескончаемый, пока звук этот не превращается в серебряный гвоздь, забиваемый ему в мозг. Я воображал, что лежит он неподалеку от стенного шкафа, полного фрачных пар в пластиковых чехлах химчистки. Я видел, как они висят там в темноте, будто казненные преступники. Я раздумывал, была у него жена или нет. А если была, то убил ли он ее перед тем как отправиться в ресторан? Я вспомнил комочек на его рубашке и решил, что такой вариант вполне возможен. И задумался о судьбе соседской собаки, той, которая лаяла, не унимаясь. И о судьбе семьи ее хозяина.
Но главным образом я думал о Ги, лежавшем без сна все те ночи, в которые и я лежал без сна. Лежавшем и слушавшем лай собаки в соседнем доме или дальше по улице, как я слушал сирены и погромыхивание тяжелых грузовиков. Я думал о том, как он лежал там и смотрел на тени, которые луна разбрасывала по потолку. Думал о вопле — Иииии! — накапливавшемся у него в голове, точно газ в закрытой комнате.
— Иииии, — сказал я… Просто чтобы послушать, как это звучит. Я бросил пачку "Мальборо" на сточную решетку и начал топтать ее, не поднимаясь с тротуара. — Иииии. Иииии. Ииииии.
Полицейский у барьера оглянулся на меня.
— Эй, приятель, может, уймешься? Нам тут и так хватает.
"Конечно, — подумал я. — Как и нам всем".
Но я ничего не сказал. А вот топтать пачку перестал — она и так уже превратилась в лепешку — и перестал примеряться к этому звуку, хотя продолжал слышать его у себя в голове — а почему бы и нет? Смысла в нем столько же, как и во всем остальном.
Иииииии.
Иииииии.
Иииииии.
Майкл О'Донохью
Психо
Титры и выражения благодарности.
Белым по черному. Грубые граффити, нанесенные спрэем.
Павильонная съемка. Общий план. Утро. Спальня.
Медленный наезд камеры на Психо. Он, раскинувшись на кровати, уставился в пространство. Высокий, красивый мускулистый блондин в черных плавках. На руке — татуировка — ЛЮБОВЬ. СЛЫШНО негромкое тиканье будильника на тумбочке у кровати.
Будильник звонит. Психо поднимается, прихлопывает кнопку, и ВИДНА россыпь таблеток на тумбочке.
КОМНАТА. Грязная, облезлая. Электроплитка, мебель — как со свалки, драные, полусорванные занавески. Стены, расписанные цитатами на тему любви — от битловского ВСЕ, ЧТО ВАМ НУЖНО, — ЭТО ЛЮБОВЬ до шекспировского ЛЮБОВЬ — ЗВЕЗДА, КОТОРОЮ МОРЯК ОПРЕДЕЛЯЕТ ПУТЬ СВОЙ В ОКЕАНЕ. Восклицательные знаки. Цитаты — КОРОТКИМИ, ОБРЫВОЧНЫМИ КАДРАМИ. На стене — огромный самодельный календарь, некоторые цифры отмечены крестами (могильными). Середина февраля.
Психо одевается. Старая форма морского пехотинца. Идентификационная бирка. Психо плюет на ботинки, растирает слюну. Заметив пятнышко пыли на сияющем ботинке (КОРОТКИЙ КРУПНЫЙ ПЛАН), тщательно его вытирает.
Отрывает полосу от ветхой черной атласной простыни и повязывает ее вокруг головы.
Достает из-под кровати алюминиевый "дипломат". Открывает. Извлекает детали различного огнестрельного оружия высочайшего класса. Собирает. Клейкой лентой приматывает к лодыжке кобуру автоматического пистолета. Проверяет, не заметен ли обрез под мышкой. Набивает карманы патронами. Достает из стенного шкафа винтовку.
Психо готов к новому дню.
Павильонная съемка. Коридор. Утро.
Еще запирая дверь, Психо видит МОЛОЧНИКА, который спускается по лестнице с бутылками в руках. Выхватывает пистолет. Стреляет. КРУПНЫЙ ПЛАН разбивающихся бутылок. Молочник падает.
Психо перешагивает через тело и направляется к выходу.
Натурная съемка. Общий план. Утро.
Психо выходит из подъезда. Мимо на роликах проезжает хорошенькая черная СТАРШЕКЛАССНИЦА с болтающейся за спиной связкой учебников. Выстрел Психо сбивает ее вправо, на мусорные баки. КРУПНЫЙ ПЛАН — учебники, валяющиеся на мостовой, ролики, медленно перестающие вращаться.