Темная материя

Страуб Питер

— Это из романа «Лунные сны»?

— Можно безошибочно определить, когда Говард влюбляется в новую книгу. Это произведение он будет цитировать еще очень-очень долго.

Парджита вздохнула и вновь поднялась с места. Она исчезла за дверью рядом с фотографией заброшенного сарая.

— Милая фотография, — сказал я.

— Благодарю вас. Это сняла наша пациентка. — Тоскливое выражение промелькнуло на ее лице. — Через несколько дней после того, как повесили снимок, она покончила с собой. Бедная женщина рассказала

доктору Гринграссу, что, когда увидела фотографию висящей здесь, она осознала, что никто на всем белом свете не понимал ее и никогда не поймет. Он усилил лекарственную терапию, но недостаточно, по словам Парджиты. Не сказала бы, что она эксперт.

Я не нашелся, что ответить.

Задняя дверь распахнулась, и в кабинет ворвался седой мужчина в прозрачных пластиковых очках, в белом халате. Он потирал руки, улыбался и переводил взгляд с Олсона на меня и обратно. Парджита явилась парой секунд позже.

— Так-так, отличный денек, добро пожаловать, джентльмены, добро пожаловать. Вы, как я понимаю, мистер Гарвелл и мистер Олсон? Ну конечно же. Мы рады приветствовать вас.

Он вышел из-за стойки, все еще пытаясь собраться с мыслями. Наконец он сделал верное предположение и протянул мне руку:

— А вас особенно, мистер Гарвелл. Я ваш большой почитатель, истинный почитатель.

Скорее всего, это означало, что он прочитал «Агенты тьмы». Мои настоящие поклонники обычно говорили что-то вроде: «Мы с женой читали «Голубую гору» друг другу вслух». Признаюсь, всегда приятно слышать, когда кто-то говорит, что с удовольствием читал мои книги, и таков уж мой характер: похвала редко кажется мне неуместной.

Я поблагодарил доктора.

— А вы, конечно же, мистер Олсон. — Он схватил руку Олсона. — Очень рад. Итак, вы хорошо знали Говарда в шестидесятых?

Из-за стойки прилетел сухой, язвительный голос Парджиты:

— Если вы еще не догадались, перед вами доктор Гринграсс, главврач психиатрического отделения и глава администрации.

Он обернулся к ней:

— Я не представился? Правда?

Парджита впорхнула на рабочее место с грацией танцовщицы. И глянула на Гринграсса.

— Они поняли, кто вы, Чарли.

Я поймал себя на том, что начинаю фантазировать на предмет отношений молодой женщины и доктора Гринграсса, и приказал себе остановиться.

— Господа, прошу меня простить. Как напомнила мисс Парминдера, это для нас в самом деле волнующий момент. Очень скоро мы отправимся в отделение навестить Говарда, но сначала мне бы хотелось недолго побеседовать с вами у меня в кабинете. Вас устраивает такая программа?

— Вполне, — ответил я.

— Тогда прошу сюда.

Он повел нас обратно в широкий вестибюль со сверкающими стенами и черными дверями. Перед самым выходом из приемной я оглянулся и заметил, что Парджита смотрит нам вслед с каким-то непонятным выражением, а женщина рядом с ней изо всех сил

старается сдержать смех. Я закрыл дверь и прибавил шагу.

— Парджита Парминдера? — спрашивал Олсон.

— Именно так.

— А откуда она?

— Прямо отсюда. Из Мэдисона.

— Я в смысле, кто ее предки? Кто она?

— То есть в этническом отношении? Ее отец индус, а мать, кажется, вьетнамка. В Висконсин они приехали в семидесятых и познакомились в аспирантуре.

В конце широкого коридора он открыл дверь с табличкой «Отделение психиатрии».

— Парминдеры жили со мной по соседству много лет. Когда мои дети были маленькими, мы частенько просили ее посидеть с ними. Замечательная девушка, очень общительная.

— А вторая женщина, с челочкой?

— О да, это моя жена, — сказал Гринграсс. — Она приходит всякий раз, когда бедняжка Миртл не может утром подняться с постели.

Он проводил нас в точно такую же, как приемная, комнату. За столом едва помещалась невероятно пышная женщина чуть за сорок, с ямочками на толстых щеках. Одета она была во что-то, по форме напоминающее вигвам, с рисунком из розовых роз, а когда она улыбалась, ямочки выглядели агрессивно.

— Я буду в кабинете, Генриетта. Пожалуйста, ни с кем меня не соединяйте.

— Хорошо, доктор. Это посетители к Говарду?

— Да.

— Мы так любим Говарда, — сказала Генриетта, ямочки сделались глубже. — Он для меня воплощение настоящего джентльмена.

— Вот как, — обронил я.

— Сюда, пожалуйста. — Гринграсс открыл дверь позади стола Генриетты.

Доктор жестом велел нам садиться в мягкие кресла возле овального деревянного столика, на котором точно посередине стояла вазочка с мятными леденцами. Сам же занял кресло-качалку по другую сторону стола.

— Ну что ж… — начал он. — Как вы видели, все в этом заведении глубоко привязаны к Говарду Блаю.

— По-видимому, так, — кивнул я.

— Он наш старейший пациент, не по возрасту — кое-кому у нас уже за восемьдесят, — но по длительности пребывания здесь. Он видел, как люди поступали и убывали; Говард был свидетелем многих-многих изменений в коллективе персонала, изменений в руководстве, а сам оставался все тем же милым, добрым парнем, с которым вы встретитесь сегодня.

Доктор посмотрел в потолок и сложил перед собой пальцы домиком, будто бы в молитве. Едва заметная натянутая улыбка тронула его губы.

— Было бы неправильно сказать, что все у него здесь протекало гладко. Да… Мы видели Говарда чрезвычайно напуганным. Два или три раза — крайне агрессивным. Особенно он боится собак. Можно было бы назвать это фобией. Кинофобией, чтобы быть точным. Не сказать, чтобы от формулировок был большой толк. К счастью, мы располагаем методиками лечения панических расстройств. Кинофобия у Говарда значительно ослабела за последние десять лет.