Темная сестра
Шрифт:
Попался! Он хотел крикнуть, но боялся даже пошевелиться. Где же мама? Куда подевалась Эми? Сэма словно парализовало. Как только тетя появилась, в ушах у него загудело, а в воздухе возникла вибрация. Ленты запахов, все еще видимые, затрепетали и скукожились. Банки и бутылки на полках задрожали и энергично загудели, опрометчиво продвигаясь к краю. Содержимое банок тряслось с таким грохотом, что Сэм поднял глаза и увидел, как на каждой полке дрожат банки, кувшины, фляги и бутылки, готовые вот-вот на него обрушиться.
И содержимое банок стало другим. Огромная банка с черными и желтыми бобами оказалась наполнена живыми, свирепыми, жужжащими осами. Банка с засушенными ветками стала клубком черных сороконожек, машущих Сэму своими лапками. Банка с
И упали. Сначала стеклянная банка с раскаленной добела звездой свалилась с полки и разбилась о каменный пол — издав едкое шипение, звезда погасла. Стали падать бутылки, оставляя лужицы пузырящейся, дымящейся крови. Потом разбилась банка слева от Сэма, и к его ногам посыпались члены маленьких мальчиков. Вся кладовка рушилась вокруг него. Гул все нарастал, но тут у Сэма за спиной отдернулась занавеска.
— Ну-ка, это еще что?
Старая Лиз склонилась над ним. Она запустила свои артритные когти в его плечи. Он поднял на нее глаза и увидел, как ее язык вытянулся на невероятную длину. Старуха мгновенно втянула язык и что-то выплюнула — боб, который с огромной скоростью улетел в дальний конец кладовки и попал прямо в крысу. Сидевшая у нее на спине тетя мигом исчезла, а крыса удрала. Банки перестали дрожать, а цветные ленты запахов испарились.
Сэм в ужасе побелел. Его лицо исказилось от крика, который он боялся издать. Лиз притянула его к себе, он обнял ее и спрятал голову в складках ее старых юбок, а его хныканье перешло в истерический плач.
— Тише-тише. Тише-тише. Теперь ты узнал. Теперь ты узнал, что у Лиз в кладовке. — Она ласково потрепала его по волосам. — И теперь мы знаем, правда же? Мы знаем, что упустили эту мелкую, верно? Но мы ничего не скажем, верно? Потому как у твоей мамы и так дел по горло, верно я говорю? А теперь успокойся.
Сэм показал на разбитые банки с вареньем и консервированными фруктами, лежащие на каменном полу.
— Это не я. — проревел он. — это не я.
— Мы знаем. Мы знаем, кто это сделал. Успокойся, пока твоя мамочка не увидела.
Лиз оглянулась и увидела, что на них смотрит Эми. Девочка держала бутылку хереса, которую взяла в машине.
— Ты видела? — спросила Лиз.
Эми кивнула.
— Значит, ты видела, что произошло. А теперь, девчушка, об этом — ни слова. Храни это вот здесь. — Лиз похлопала себя по носу, — а не здесь, — сказала она, коснувшись губ.
Эми кивнула опять.
— А когда придет время, ты просто вспомнишь старую Лиз, поняла?
Вернувшись в дом, Мэгги обнаружила всю компанию среди царившего в кладовке беспорядка.
— Что здесь произошло?
— Не о чем беспокоиться. Так, маленькое происшествие.
— Ах, Сэм! Лиз, позвольте мне здесь убрать. Боже мой, Сэм.
— Не надо винить парнишку. Тут крыса, вот она его и напугала. — Лиз рукой подтолкнула Мэгги к выходу. Та хотела было остаться, но удивительно сильная хватка старухи заставила ее подчиниться. — Я сама тут все приберу. Не о чем беспокоиться.
Хозяйка опять уселась в кресло под часами, и Мэгги с изумлением заметила, что Сэм не отходит от нее ни на шаг. Через пару мгновений он уже заснул на руках у старухи, а Эми расположилась у ее ног. Мэгги почувствовала, что, кроме падения нескольких банок, произошло еще что-то, но она не знала, что именно.
— Так на чем мы остановились? А, ну да. Мы толковали про Эша, — тихо сказала Лиз. — И о том, чтобы вернуть ему мужскую силу.
— Да. — подтвердила Мэгги.
28
Как-то раз, когда Алекс забирал Сэма из клиники Де Санга, тот вручил ему конверт, содержащий, по заверению доктора, окончательное заключение по мальчику. Тем временем Сэм сидел в кабинете Де Санга и рисовал восковыми карандашами.
— Окончательное? — уточнил Алекс.
— Сэму больше не нужно тратить время на эти сеансы. Да и для вас это пустая трата денег.
— Но мне казалось, что в последнее время его поведение улучшилось.
Вид у Де Санга был скептический.
— Прочитайте заключение. На этом этапе вас вполне устроит хорошая няня, да и обойдется она вам куда дешевле.
— Но что нам теперь делать?
— Все ответы — в заключении.
Алекс начал открывать коричневый конверт.
— Будет лучше, если обсудите это с женой, — сказал ему Де Санг. — А если ничего не поймете, то снова приходите, и мы перечитаем его вместе с вами. Но вам это не понадобится.
Алекс был огорошен внезапностью происходящего. Он не знал, что и сказать. Де Санг окликнул Сэма.
— Капитан Крюк! — сказал он, и Сэм радостно пошлепал за своей курткой. — Конечно, — продолжил Де Санг, — если вам уж так хочется потратить деньги, мы рады и дальше приглядывать за Сэмом — по нашим обычным расценкам.
— Нет-нет, — возразил Алекс, и через несколько минут он уже уходил из клиники, а Сэм трусил рядом. Алекс так и не мог решить, дурно поступил с ним Де Санг или, наоборот, оказал ему услугу.
Приехав домой, Алекс открыл конверт и вытащил оттуда отпечатанное на машинке заключение. Вот что там было написано:
Заключение по Сэмюэлу Сандерсу, подготовленное доктором Джеймсом Де Сангом
Игры.
Понаблюдав за Сэмом в различных обстоятельствах, я сделал следующие выводы о его поведении.
Сэм — здоровый мальчик, и ему, как всем детям, нравится играть в игры. Игры очень важны. Для детей игры — средство, с помощью которого они приходят к пониманию социального поведения. Сэм достиг той стадии развития, когда такие социальные игры становятся частью его существования.
В этом смысле Сэм узнает о правилах, по которым устроена жизнь. Эти правила и мораль, по сути дела, одно и то же. Все это касается поведения, приемлемого или неприемлемого. Мораль — это игра. Она отличается от детских забав, но все-таки это игра.
Примерно до трехлетнего возраста дети не подчиняются правилам. Преодолев этот возрастной рубеж, они могут имитировать правила, не понимая их, и будут часто менять их согласно своим представлениям об игре. Когда ребенок достигает семилетнего возраста, он обычно начинает твердо следовать правилам, как это принято в обществе.
Грустно, не правда ли? Я хочу сказать — грустно, что мы утрачиваем такое умение интерпретировать происходящее несколькими способами одновременно.
Но это жизнь. Сэм тем не менее пока что даже не пытается имитировать правила (это вторая стадия, о которой я упомянул выше). Об этом сообщают его родители.
И вот теперь, когда Сэм оказался у меня в клинике, выяснилось, что он с радостью имитирует правила. Более того, я обнаружил, что это очень смышленый, творческий мальчик, готовый изобретать правила и делиться ими с другими. На основании этих абсолютно здоровых признаков я прихожу к заключению, что окружение Сэма, возможно, не предоставляет ему наилучшей модели поведения. Здесь, в клинике, мы ИГРАЕМ В ИГРУ. Мы говорим, что думаем, и думаем, что говорим. И мы находим, что Сэм хорошо на это реагирует.
Его нежелание имитировать правила в домашних условиях, а также его сопротивление, агрессия, жестокость и истеричность (опять-таки об этом сообщают его родители), на мой взгляд, свидетельствуют о том, что дома моделью для него служит тот, кто НЕ ИГРАЕТ В ИГРУ.
Поскольку для Сэма важно по крайней мере имитировать правила, я полагаю, что его домашнее поведение может улучшиться, если все будут ИГРАТЬ В ИГРУ.
Трудно, не правда ли? Но опять-таки это жизнь.
Я высказываюсь здесь со всей возможной прямотой, поскольку знаю, что обращаюсь к умным людям. Если бы я поступал иначе, то получилось бы, что я играю совсем в другую игру.