Темная сторона души
Шрифт:
– Сам не знаю, – помолчав, ответил тот. – Ладно, давайте борщ поедим, а то скоро и к нам придут вопросы умные задавать.
Родион Копушин смотрел на зашедших к нему оперов с удовольствием, поскольку в ту секунду остро осознавал свою значимость.
– Вы видели кого-нибудь? – повторил стандартный вопрос Валера, уже готовясь записать, что этот студент-очкарик крепко спал после обеда или читал увлекательный детектив.
– Видел, – кивнул Родион. – Человека, пробиравшегося огородами к дому убитой.
– Как?! – подобрался оперативник. – А почему
– А зачем? – пожал плечами Копушин. – Все равно он никуда не денется, ваш подозреваемый.
– Так кого вы видели? – нетерпеливо спросил опер помладше.
– Того мужчину, который живет в доме, – объяснил Родион. – Не знаю, как его зовут. То ли Дмитрий, то ли Анатолий… Невысокий, полноватый такой.
– Когда вы видели его? Можете вспомнить хотя бы примерно?
– Зачем же примерно? Скажу точно. – Родион наслаждался и плохо скрываемым азартом оперативников, и собственной неторопливостью. – В два часа дня. Я закончил свои занятия, выглянул в окно, а там ваш фигурант собственной персоной.
Словечко «фигурант», которым щегольнул Копушин, резануло слух Валеры.
– Пока не фигурант, а только подозреваемый, – суховато сказал он, подходя к окну. – И то станет им не сразу, а после постановления следователя.
– Я в ваших тонкостях не разбираюсь, – небрежно махнул рукой Родион.
Валера явственно услышал в его словах легкую издевку и неприязненно подумал: «Умник, блин, нашелся! В тонкостях он не разбирается…»
М-да, из окна домишки студентика участок Егоровых просматривался очень неплохо. Часть сада была закрыта деревьями, но если Егоров и в самом деле шел огородами, то вот тебе огороды: смотри – не хочу. Даже капустные грядки легко можно различить. Ну что ж, можно порадовать Забелина.
Вероника тщетно пыталась накормить Димку супом, когда на веранду поднялся следователь. Он вошел без стука, по-свойски, и Машу, разогревавшую рагу для Кости, его бесцеремонность неприятно кольнула. «Вот ведь беспардонный человек», – мелькнуло в голове.
– Покушать готовите? – весело спросил Борис Петрович. – Покушать – это хорошо.
В его фразе не было ничего особенного, но слова следователя все восприняли как обвинение.
– Мне нужно детей кормить, – попыталась оправдаться Вероника.
– А что тут плохого? – одновременно с ней осведомилась Маша, плюхая на скатерть тарелку с овощами.
– Вы нас про еду пришли спрашивать? – неожиданно зло спросил Митя, сидевший рядом с Ириной за столом.
Маша удивленно взглянула на него. Все семейство Егоровых было выбито из колеи: Вероника время от времени всхлипывала и вытирала слезы, Ирина ходила с растерянным лицом и натыкалась на всех домашних, Димка, узнав о смерти бабушки, сначала громко рассмеялся, а потом так же громко разревелся, почти без перехода, и Маше пришлось его успокаивать с помощью Кости. Хорошо еще, подумала она, что сам Костя воспринял происходящее довольно адекватно: ответив на вопросы следователя, ушел к себе наверх, в мансарду, и улегся читать Сергея Лукьяненко. Но даже на общем фоне своего семейства Митя вел себя странновато: поначалу молча стоял в углу с зажатым и каким-то беспомощным лицом, потом, после ухода
– Да нет, не про еду, – по-прежнему бодро ответил следователь на реплику Мити. – Я пришел спросить у вас, уважаемые мои: знаете ли вы, что врать нехорошо?
Все дружно взглянули на него. Маша бросила короткий взгляд на Веронику, потом на Митю и с неприятным чувством увидела, что на их лицах нет удивления – только страх и обреченное ожидание.
– Вы о чем? – звонким, чересчур звонким голосом спросила Вероника.
Борис Петрович уселся за стол, открыл портфель и выложил какие-то бумаги, которые всего пятнадцать минут назад туда спрятал.
– Я о том, что вот ваши показания, – помахал он у них перед лицами исписанными бланками, – где все вы дружно свидетельствуете: Дмитрий Егоров провел весь день со своей семьей на берегу озера и никуда от вас не отлучался. Так?
Егоровы молчали. Маша, поняв, что происходит неладное, тоже.
– А вот показания свидетеля, который сообщает: он видел Дмитрия Егорова в два часа дня крадущимся по огороду к дому.
– Я не крался! – выкрикнул Митя, и Маша открыла рот, а Вероника тихо ахнула.
– Митя… – попыталась сказать она, но муж перебил ее.
– Я не крался, а шел к дому огородами, потому что так значительно ближе, чем обходить половину деревни, – уже спокойнее повторил он. – И не надо на меня так смотреть, будто я убийца! Мы забыли дома фотоаппарат, поэтому я решил за ним вернуться.
– И… – приглашающим тоном проговорил Забелин.
– И взял его, – закончил Митя. – Вот и все.
– А ваша теща… – тем же тоном начал Борис Петрович.
– Я не видел ее, поймите! Фотоаппарат лежал на буфете, я взял его и вышел из дома. И все! В комнату Ледяниной я не заходил!
– Почему же?
– Потому что не хотел видеть ее лишний раз, – отчеканил Митя, и Маша поняла по лицу следователя, что зря, зря он это сказал.
– Я помню о ваших… – Забелин чуть помедлил, – …о ваших крайне неприязненных отношениях. Значит, вы не знаете, была ли ваша теща, – он упорно продолжал называть Юлию Михайловну именно так, – жива в то время.
– Нет, не знаю. Я взял фотоаппарат и вышел. Специально старался не шуметь, чтобы…
Он замолчал.
– Чтобы что? – дружелюбно, чуть подавшись к нему, спросил Забелин.
– Чтобы не получить очередную порцию помоев, которыми покойная любила окатывать и меня, и всех остальных.
– Допустим, – кивнул следователь. – Допустим, все так, как вы говорите, Дмитрий Евгеньевич. Только одно не укладывается в вашу стройную версию. – Голос его стал откровенно насмешливым. – То, что вся ваша семья, включая сына, сообщила следствию ложь о вашем нахождении вдали от места преступления. Я не могу расценивать это иначе, как сговор.
– Да поймите вы… – начала Вероника.