Темная сторона города (сборник)
Шрифт:
– Слышал я твои теории, – отмахнулся Масин. – Только работе нашей от них не холодно и не жарко. В общем, так, думайте, как будем девку ловить. Фотографии её есть?
– Есть. Только она там в шоке. Так перекосило, что и не узнать.
– Кому надо – узнают. Распечатать, разослать по отделениям. Пусть участковые приглядываются.
– Вспугнут.
– Предупредим, чтобы не пытались задерживать. Просто пусть сообщают, где видели. Она не для того превращается, чтобы по подворотням сидеть. Появится на людях, будьте спокойны. А как охотничьи угодья обозначатся, тут и брать будем.
«Один раз уже брали», – подумал Михальчук, но вслух ничего
Расходились, как обычно бывает после планёрок, с ощущением облегчения и недовольства – как после обильной клизмы. Но делать нечего, волчица-оборотень в самом деле обдурила весь отдел Службы психического здоровья. Так что не начальство вкатило клизму, а сами себя наказали.
Когда Михальчук, недовольный бездарно прошедшим днём, уже собирался уходить, в кармане зазвонил мобильник. Во время серьёзной работы мобильник не только выключался, но и попросту оставлялся дома, поскольку гремлин или даже простой прилипала разговоры по мобильнику прослушивает на раз, и последствия это может иметь самые непредсказуемые. Но домашний отдых и толчея в Управлении к серьёзной работе отнесены быть не могут.
Звонил Борис Княжнин, старый приятель и дилетантствующий исследователь потустороннего. С тех пор как он узнал, что Михальчук работает в Службе психического здоровья, от него отбоя не было.
– Слушай, ты когда сегодня заканчиваешь работу?
– У меня, вообще-то, ненормированный день. Так что сегодня я заканчиваю в двадцать четыре ноль-ноль. А завтра начинаю работу в ноль часов ноль минут. А что?
– Я встретиться хотел, поговорить кой о чём…
– Тогда я сейчас обедать пойду, а то мне вечером на дежурство, а там не до еды будет. Вот в кафешке, если хочешь, можно будет встретиться.
На встречу Княжнин примчался загодя, но к делу своему долго не мог перейти, мешала проклятая интеллигентность. Наконец начал издали:
– Ты как-то говорил, что нежить очень быстро мутирует…
– Нежить не может мутировать. Мутируют только живые организмы, а нежить потому и нежить, что она не живая.
– Неважно, не будем спорить о терминах. Но все твои подопечные быстро изменяются, приспосабливаясь к новым условиям. Ведь так?
– В первом приближении так.
– А теперь посмотри… Из живых существ быстрей всего изменяются микроорганизмы, которые, так же как и твоя нежить, паразитируют на людях.
– Не только на людях. Просто если нежить паразитирует на болотных лягушках, как небезызвестная царевна, то людей это мало волнует.
– Ладно, не юмори. Я, собственно, вот к чему клоню… Болезнетворные микроорганизмы по мере накопления мутаций теряют вирулентность. Вспомни, в пятнадцатом веке лёгочная чума была практически смертельной, смертность почти сто процентов. А сегодня и сорока процентов не будет.
– Медицина на месте не стоит. Антибиотики, то да сё…
– Безо всяких антибиотиков смертность упала вдвое. А с антибиотиками она еще меньше. Опять же, грипп… Испанка сколько жизней унесла? А нынешние формы – так, легкое недомогание.
– Как раз испанка и была новым штаммом.
– Ничего подобного! В конце шестнадцатого века была описана английская потовая горячка – тоже, судя по всему, разновидность гриппа. Смертность была необычайно высока. А вот выписка из «Всероссийского словаря-толкователя» издания Каспари, начало семидесятых годов девятнадцатого века. Ни о какой испанке ещё речи нет, а в статье «грипп» написано, – Княжнин выхватил из пухлой записной книжки листок с текстом и прочёл: – «Грипп, катар
– Ну хорошо, уболтал. И что следует из твоих медицинских выкладок?
– Понимаешь, мы повсюду подходим со своей антропоцентрической меркой. Молчаливо подразумевается, что чума или грипп пылают злобными чувствами и хотят убить как можно больше народу. А они ничего не хотят. Просто-напросто те штаммы, которые оказываются смертельными для организма хозяина, погибают вместе с этим организмом. А если человек отлежался и пошёл на поправку, то он и в следующий раз может заболеть, и ещё. Готовая, можно сказать, кормовая база для возбудителя болезни.
– Иммунитет вырабатывается, – напомнил Михальчук.
– В том и беда. Поэтому у микроорганизмов порой появляются новые сильно вирулентные штаммы. Но в целом болезни протекают всё спокойней и без летального исхода. СПИД на наших глазах из всемирного пугала превратился чуть ли не в рядовую болезнь. Наиболее опасные формы сифилиса попросту исчезли.
– И что дальше?
– А то, что формы нежити должны подчиняться тем же закономерностям, что наблюдаются для прочих паразитарных форм. Я думаю, задача оборотня вовсе не в том, чтобы убить как можно больше людей, а чтобы… ну вот зачем, собственно, оборотень людей убивает?
– А в самом деле, зачем? – насмешливо переспросил Михальчук. – Ты, братец, задаёшь вопросы, над которыми люди поумней нас с тобой не одно столетие бились. Пока народ верил в потустороннее, в силы зла и прочую чепуху, то можно было верить и в то, что оборотень дерёт людей из любви к искусству и чистому злу. А если, как ты утверждаешь, он просто паразит на здоровом теле человечества, то надо знать, что он со своего паразитарного образа жизни имеет. А этого пока не знает никто.
– Вот я и хочу узнать. Поглядеть, пощупать, так сказать, своими руками.
– Кого пощупать, оборотня или вампира? Не боишься, что он тебя пощупает?
– Не буду я его руками хапать. Мне бы только поглядеть, как он себя в обыденной обстановке ведёт.
– Раскрой глаза да смотри. Я потому и работаю день и ночь, что просто так оборотня в латентной фазе от рядового гражданина не отличить. А попадёшь под трансформацию – не обессудь.
– Но ты же сам рассказывал… ну, про эту старуху! Мне её история покоя не даёт.
Михальчук криво усмехнулся. История старой вампирши давно стала в Управлении притчей во языцех. Полусумасшедшая старуха жила в доме дореволюционной еще постройки, где ветхие коммуналки десятилетиями ждали расселения. Старуху не любили за неопрятность и вздорный характер, но особого вреда за ней никто не замечал. А вот клопы замучили весь дом, и сладу с ними не было. В конце концов кто-то из жильцов сменил недейственные хлорофос и дезинсекталь на карбофос, который клопа убивает не сразу, давая ему уползти. Тогда и выяснилось, что паразитов насылала вампирша, а потом щёлкала насосавшихся крови клопов наподобие семечек. Карбофоса старуха не вынесла, с тяжёлым отравлением её привезли в госпиталь, а затем в Управление психического здоровья. Были ли в её жизни нападения на людей, выяснить не удалось, но и отпустить вампиршу домой никто не решился. В старые времена расправа над попавшейся нечистью была бы короткой, но в новой реальности возобладал гуманизм, и старуха мирно окончила свои дни на больничной койке.