Темная сторона Луны
Шрифт:
Сразу после этого Бланк позвонил Хювайлеру.
— Надеюсь, — сказал тот первым делом, — отравление пищевыми продуктами было приятным.
Бланк не поддержал шутку. Выслушав проблемы Хювайлера, он спросил:
— Как зовут этого журналиста?
— Мюллер.
— Педро Мюллер?
Бланк его знал. Среди знакомых ему работников пера, занимавшихся вопросами экономики, этот был одним из самых несимпатичных.
— Вы поможете мне от него отделаться? Если он доведет дело до конца, нам можно собирать вещи.
Бланк обещал заняться этим вопросом.
Теперь Эвелин. Услышав голос Бланка,
Вечер только начался, а так как у него не было на сегодня других планов, он вызвался ее навестить.
Она приложила все силы к тому, чтобы ее внешность не выдавала тягостное состояние души. Тем не менее вид Эвелин напугал Бланка. Она похудела на несколько килограммов, и это ее не красило. Да и выглядела старше своих лет. Целуя ее в щеку при встрече, Бланк сообразил, что она немного выпила для храбрости. Но алкоголь делал ее не столько легкомысленной, сколько рассеянной.
Эвелин накрыла стол в столовой. Она не готовилась к приему гостей, поэтому решила обойтись консервами — крабовым мясом и паштетом из утиной печени. К ним она подала хлеб для тостов, всегда имевшийся про запас в холодильнике. В баре нашлась початая бутылка «Pouilly Fume».
Так они и сидели, как гости, в доме, который еще недавно был их общим жилищем. Совесть подсказывала Бланку, что он поступил несправедливо, внезапно бросив Эвелин. Но что поделаешь! Конечно, он чувствовал некоторое раскаяние, однако не решался предпринять что-либо, что могло бы исправить ситуацию. К Эвелин из прошлого он испытывал жалость. Но Эвелин, которая сидела перед ним в настоящее время, была ему безразлична.
Закусывая крабами, Бланк подумал о подводном лесе. Ощущение причастности ко Вселенной и недавние откровения о тайнах мироздания по-прежнему были свежи в его памяти.
— Ты дашь нам еще один шанс?
— Что? — Бланк погрузился в мысли и забыл про Эвелин.
— Может, нам стоит попробовать еще раз?
— Нет.
Что он натворил своим необдуманным ответом, Бланк понял лишь тогда, когда увидел выражение лица Эвелин. Он тут же пожалел, что так сказал.
— Тогда, наверное, будет лучше, если мы как можно скорее прекратим какие бы то ни было отношения, — выпалила она разом.
— Да.
Бланк встал из-за стола, отцепил от связки ключи от квартиры и гаража, положил на стол и ушел.
Сидя в машине, он опять пожалел, что отреагировал столь решительно. Но мысль о том, чтобы вернуть все назад, ему в голову не пришла.
Телефонный звонок вырвал его из глубокого сна. Бланк посмотрел на часы. Они показывали половину третьего. Звонил Альфред Венгер. Он только что вернулся от Эвелин. Ему позвонила ее подруга Рут Цопп и попросила прийти. У Рут появились подозрения, что Эвелин может с собой что-нибудь сделать.
— После того что она мне наговорила о вашей встрече вечером, у меня появились опасения в действенности терапии. — В голосе Венгера звучал скорее упрек, нежели серьезное опасение.
Бланк его поправил:
— Не совсем так. У меня снова пробудилась совесть, осталось лишь поработать с распределением чувства во времени.
— Ты о чем?
— Голос совести раздается лишь постфактум. Когда уже поздно что-либо делать. Но он звучит. Как дела у Эвелин?
— Она в порядке. Спит. Спроси лучше, каково мое состояние. Спроси, сколько часов мне удалось поспать с пятницы.
— Я сожалею.
— Что ж, с согласованием во времени у тебя уже лучше.
Венгер положил трубку.
На следующее утро Урс Бланк по пути в контору заглянул к Ламберту — в самый старый цветочный магазин города. Там он выбрал букет камелий и приложил к нему записку: «Прости, Эвелин. Давай останемся друзьями».
В тот же самый час свое приветствие отправлял и Пиус Отт. Как обычно, в это время года он проходил в Эшенгуте то, что называл «большим ремонтом»: тщательное обследование, выведение из организма шлаков и курс лечения молодыми клетками. Разумеется, он знал, что наука выражает сомнения относительно эффективности лечения живыми клетками эмбриона ягненка, тем не менее, пройдя курс, он ощущал себя помолодевшим и бодрым.
На этот раз он почувствовал такой эффект с самого начала пребывания в Эшенгуте. Но дело было не столько в самой терапии, сколько в полученном накануне известии, коего приветствие Отта как раз и касалось. Засунув в конверт сигару и визитную карточку, Отт поручил Игорю доставить послание по назначению.
Бланк только успел сесть за рабочий стол, как в двери показалась голова второго компаньона, доктора Гайгера, который сообщил последнюю новость:
— Флури застрелился.
— Флури из «Элеганцы»?
— Бывшей «Элеганцы», бывшей «Шарад». Бывшей.
— Причина установлена?
— Знать не знают, но догадываются. «Русский поход». В деле всплыли тридцать миллионов. А начиная с двадцати он нес персональную ответственность. Условие в договоре о слиянии. Тебе это что-нибудь говорит?
— Черт. Я не предполагал…
— Мне кажется, я тебе намекал на подобный исход. — Гайгер пожал плечами и вышел.
Бланк попытался прогнать от себя образ пожилого, покорившегося судьбе человека в серо-коричневом костюме-тройке, и как тот садился в такси после переговоров в «Лесной тишине», на которых его вынудили подписать дополнительное условие к договору.
Он занялся стопкой бумаг, скопившихся за два последних дня.
Петра Декарли принесла ему конверт. Его передал курьер. Внутри пакета Бланк обнаружил сигару «Ромео и Джульетта» и визитную карточку Пиуса Отта.
Всю журналистскую братию Бланк разделял на кроссовочников и галстучников. Педро Мюллер принадлежал к обеим категориям. Он носил галстук и кроссовки, оставляя другим право решать, чему он отдавал предпочтение. Точно так же он и писал.
Они встречались в кафе, где в это время — одиннадцать утра — почти не было посетителей, кроме парочки пожилых женщин со своими раскормленными собаками. Мюллер заставил Бланка прождать лишних десять минут и даже не счел нужным извиниться за опоздание. То был знак, что он чувствовал себя вполне уверенно.