Темная сторона Москвы
Шрифт:
— Журнал «Знание — сила» держал! Все, как было оговорено! В точности!
— …объект трижды посмотрел на часы, строго в соответствии с назначенными временными промежутками: в шестнадцать десять, шестнадцать двадцать пять и шестнадцать сорок пять…
— И отзыв ответил, как положено! Мы ему: «У вас «Полет»?» Он нам: «Нет, «Командирские», дедовы!»
— Кроме того, он тоже Сергей Иваныч! Пошел же за нами, как ягненок, не удивился, не протестовал, не спросил ничего!..
— У вас, батеньки, такая репутация, что и рассчитывать нечего, что вас кто-то о чем-то спросит! — в сердцах заявил невидимый Антон Терентьевич и замолчал.
Пауза затянулась. Сергею молчание это показалось
— Итак, — вновь заговорили слева голосом сурового Антона Терентьевича, — объект не наш, но вы его обо всем осведомили. А, как вам известно, добровольное участие в эксперименте «Бездна» есть строгое и необходимое условие успешности самого эксперимента. Мы уже много раз наступали на эти грабли: погрузив в анабиотический сон несогласного с экспериментом человека, мы получаем на выходе не информацию из глубин космоса, не ответы на животрепещущие вопросы современности, а банальное бегство в смерть. Объект погружается в бездну и пускается в странствия по собственной прихоти, что абсолютно не согласуется с нашими потребностями.
Мы запрашиваем испытуемого о том, где американцы разместили свои подлодки, а плохо контролируемый спящий выдает какие-то обрывочные сведения о радиогалактике в созвездии Рака! Это вопиющий идиотизм и растрата народных средств.
Вопрос: что делать с объектом? Я вас спрашиваю!
Повисло зловещее молчание.
— Где его личное дело? — Антон Терентьевич был явно раздражен. — Объект представляет какую-то ценность в плане народного хозяйства?
— Отличник. Все пятерки. Преподаватели хвалят, — сказал один из оправдывающихся. Голос звучал странно — как будто говоривший стеснялся своих слов. Сергей почувствовал, что, если б он был двоечником, говорившему явно не было бы сейчас так стыдно.
И почти сразу понял — почему. Его окатило волной жара.
В луче света сказали:
— Да? Хм. Не хочется отправлять в первый номер. Усыпим, а вдруг он будущий Капица? Хотя, конечно, самый простой вариант — криокамера и хранение до 2035 года…
Сергей отчетливо вспомнил металлическую дверь грандиозного морга — красной краской там размашисто была нарисована римская цифра I — «первый номер», и за ней — стеллажи синих замерзших людей.
Вот от какой участи уберегли его пятерки в студенческой зачетке!
Но что ждет его взамен?! Прежде чем вздыхать с облегчением, стоит узнать подробности.
И тут голос Антона Терентьевича как раз сообщил ему:
— Ну, что ж… Придется разговаривать. Приведите объект в чувство и ко мне.
Разговор Сергея с суровым Антоном Терентьевичем действительно состоялся. Вот только помнил его студент Данилушкин впоследствии крайне отрывочно.
В памяти сохранились только разрозненные куски.
— Хотите ли вы, Сергей Иванович, узнать все тайны Вселенной? Они скрываются в той самой бездне, которую мы изучаем тут. С помощью криотехнологий мы можем погрузить человека в долгий сон и открыть в его мозгу особые энергетические каналы… Вселенная разумна, мы существуем в информационном поле, где записано все прошлое и все будущее. Душа человека есть информационная волна, которую мы выпускаем, как луч света, освещающий темноту бездны… С помощью наших спящих объектов — мы называем их «слиперами» — можно узнать любой секрет, любую государственную тайну. Мы служим государству… Мы можем уничтожать любых его врагов, воздействуя опосредованно, через информационную матрицу Вселенной. Но вас не зря провели через криозал номер один. Вы
Все это Сергей Иванович помнил кое-как.
Еще более смутно запомнилось ему все, что случилось после разговора. Когда он, плохо понимая странные речи, заплакал и попросил его отпустить, убеждая своего мучителя, что не только диссертацию еще не защитил, но даже ни с одной девушкой ни разу не целовался!..
Когда Сергея обнаружили милиционеры — он спал в метро, на скамейке станции «Парк культуры». Он честно пытался вспомнить и объяснить, что же произошло с ним за последние несколько часов. Но так и не смог.
Ему мешало лицо Антона Терентьевича. В сохранившихся кусками воспоминаниях оно оказалось крайне изменчивым: то представало полным и красным, в обрамлении густых черных кудрей, то, текуче преображаясь, вытягивалось, удлиняя череп, нос и суживая губы, то вдруг залезало в туман, и наползали на лицо из клубов тумана седые, щеткой, усы с тонкими комариными ножками…
Непостижимая отвратительная физиономия Антона Терентьевича всякий раз вызывала у Сергея Иваныча Данилушкина рвотный рефлекс.
И это действовало убийственно: при всей научной любознательности думать Данилушкину больше не хотелось. Даже легкие попытки вспомнить приводили к мучительным спазмам. В конце концов Данилушкин сдался. Вся неприглядная правда состояла для него в том, что он, пожалуй, никогда не сумеет разобраться в невероятной, загадочной истории, с ним случившейся.
Анчар
Ботанический сад
(признание эмигранта)
«Сомнение — путь науки. Сомнение — начало научного исследования. Сомнение приличествует ученому», — вот так пафосно напутствовал нас один преподаватель в нашей альма-матер. У большинства студентов он уважения не вызывал, да и я его не любил.
Но дурацкое высказывание помню. Оно до сих пор меня мучает… Сомнение.
В 1969 году мне было 24 года. У меня было незапятнанное прошлое позади, светлое будущее впереди, а также светлое и увлекательное настоящее: любимая работа, друзья… Что еще нужно молодому человеку?
Наверное, любимая девушка. Но я как-то не задумывался об этом.
Мы дружили — я, Андрюшка и Галина.
Андрюшка и Галя были влюблены друг в друга, но я не чувствовал себя лишним: мы все трое учились в универе, вместе пришли в аспирантуру… Работали на кафедре Ботанического сада. Разумеется, мы проводили много времени вместе, и это никому из нас не мешало. Мы просто дружили и радовались «Тройственному союзу», как иногда в шутку называл нашу троицу Андрюша.
Андрей Гончаров — мой лучший и самый близкий друг. Я верил ему во всем и считал примером для подражания. Он был красив, умен, честен. Мне нравилось быть его другом, и я рад был за Галку, которая, между прочим, считалась первой красавицей биофака МГУ, но при всем том была умной и хорошей девушкой. Я знал, что Андрей и Галка намерены пожениться, но о свадьбе они решили не заикаться до тех пор, пока Андрюха не получит хоть какое-то более-менее приемлемое жилье взамен койки в общежитии. Получение жилья откладывалось на неопределенный срок, и на такой же неопределенный срок отодвигалась перспектива свадьбы.