Темная сторона Петербурга
Шрифт:
С тех пор ничего мне, брат, не помогает. Врачи только мучают почем зря — уколы, таблеточки, диеты… А меня червь могильный изнутри догрызает. Понимаешь, брат?!
Не могу больше. Все, уходи! — без всякой паузы закончил он свой рассказ.
Я опешил: зачем ему меня прогонять? В конце концов, это грубо.
Но ему было наплевать.
— Иди, — сказал он мне.
Я все мешкал.
— Иди! — рявкнул Макс и глянул на меня своими мертвыми глазами. — Попрощайся.
Тут он почему-то хихикнул, и глаза его вспыхнули — кто-то внутри него тоже хихикнул.
— Тхи-пси-пси-пси! — смеялся он,
Если он пытался меня разыграть — это была совсем неприятная шутка. Меня охватило вдруг дикое чувство омерзения — я даже не мог объяснить себе, откуда оно взялось.
Я встал и даже не оглянулся — ушел из больницы.
Больше Макс меня не звал к себе.
Спустя две недели я узнал от Лариски, что он повесился на батарее в больничном туалете. Врачи сказали потом, что это было самоубийство от безнадежности — он все равно умер бы, специалисты давали ему не больше месяца жизни от силы.
Та версия событий, которую Макс пытался внушить мне и в которую, очевидно, сам он свято верил, слишком чужда моему атеистическому мировоззрению.
Я рассказал историю Макса — кратко, обиняками и без упоминания конкретного имени — одному своему приятелю-медику. Он предположил, что Макса могли сгубить какие-то патогенные вирусы или бактерии, которые подхватил он, копаясь в могилах… Острое инфекционное заражение организма, не обладающего иммунитетом против древней, скрытой в земле заразы, могло привести моего несчастного брата сначала к нервному истощению, потом к галлюцинациям, а там и к поражению кровеносной системы и всех органов, в том числе мозга.
Тем не менее я настоял, и Лариска со мной согласилась, чтобы тело моего брата кремировали.
Подальше от греха, не говоря уж о кладбищенских мародерах и всяких там некромантах.
НОВИЧОК
Гороховая ул., 59 — наб. Фонтанки, 81,
дом Евментьева
— Ну, я только один способ знаю, — выпятив толстую нижнюю губу, сказал Эдик Кротов, по прозвищу Крот, своему новому приятелю Коле Фомину, по кличке Муром. Этимология обоих прозвищ была совершенно прозрачна: у Эдика она происходила от весьма распространенной фамилии, а у Коли обозначала местность, из которой он заявился в Питер и где обретался все годы своей недолгой восемнадцатилетней жизни.
— Если ты хочешь ее вернуть… — деловито разглагольствовал Крот. — Тогда…
— Я хочу ее найти! — поправил Муром. Он угрюмо смотрел перед собой, сунув руки в карманы джинсов и побрякивая мелочью.
— Я только один способ знаю, — повторил Крот, пожимая плечами. — Все люди рано или поздно сходятся в центре мироздания.
Муром откинул рукой уже начавшие слегка лосниться патлы, стянутые на лбу пестрым хайратником, и вопросительно уставился на Крота.
— И где это? — насмешливо спросил он. — Точку покажешь?
— А то, — ответил Крот. — Потусуешься там среди наших. Система знает всех. Пойдем.
Они свернули с Гороховой улицы во двор какого-то дома, прошли через бывший сквер старинной усадьбы, вошли в дверь со стороны заднего фасада, и тут Муром, словно Алиса в Стране
Диковинная архитектура поражала нелогичностью. Как будто старый питерский дом — в целях маскировки, что ли? — возвели над совсем древним храмом с куполом на шести колоннах.
В обе стороны от двери по кругу вдоль стен взбегала вверх чугунная лестница, разветвляясь и вправо, и влево.
Все стены вдоль лестницы и сами колонны были исписаны и изрисованы самодеятельными художниками вкривь и вкось, но это только придавало значительности удивительному сооружению: столько людей приложили здесь свою руку, что уже без слов было понятно: место — культовое, подобное пещерам первобытных людей — с магическими петроглифами. Возможно, и без жертвоприношений не обошлось.
Площадка по центру лестницы, возвышаясь от первой ступени, несомненно, годилась для проведения каких-нибудь ритуалов.
— Ротонда! Центр Мироздания, — сказал Крот и с горделивой улыбкой повернулся, чтоб оценить реакцию приятеля.
— Эй, братья, забить есть? — окликнул обоих какой-то тощий паренек в драных джинсах, жавшийся к стене возле батареи.
— Извини, брат, пусто!
— А дринч?
— На! — Крот отдал пареньку недопитую бутылку пива, которую держал в руке.
— Приход, — обрадовался парень. Вскочил, выхватил бутылку, быстрыми жадными глотками опустошил ее, рыгнул и деловито спросил: — А че пришли-то?
— Он… Вот ему надо. Герлу одну ищет, — пояснил Крот.
Парень нагнулся, катнул пустую бутылку в темный угол подъезда и подошел знакомиться. Протянул руку дощечкой вперед сперва Кроту, потому Мурому:
— Привет, я — Весло. Так что за герла?
— Марина. Говорила, с Обуховской Обороны. Такая… на джинсовке стрекоза нарисована, ручкой. На спине.
— Рыжая?
— Кто?
— Дед Пихто, — засмеялся Весло. — Герла, конечно!
Муром помотал головой.
— Не. Черненькая.
— Не видал. Извини, брат.
Весло, улыбаясь, отошел в сторону — туда, где бренчали на гитаре трое каких-то подростков.
На его место с верхней площадки лестницы спустилась лохматая длинноносая девица. Уселась на нижней ступеньке и окликнула Мурома.
— Эй, пионер! [21] А зачем тебе эта герла? Вписка твоя? Ну, вписаться, [22] что ли, некуда?
Муром пожал плечами.
— Да нет. Я так…
Ну не объяснять же этой длинноносой, что Марина с Обуховской Обороны — первая в жизни Кольки Фомина герла, из-за которой он вдруг понял, зачем эти девчонки вообще на свет появляются.
21
Пионер — хиппи-новичок (прим. автора).
22
Вписка — квартира на одну ночевку. Вписаться — в данном случае переночевать (прим. автора).