Темная сторона российской провинции

Артемьева Мария

— Там, — сказала старуха, недвусмысленно улыбаясь.

— Спасибо, бабушка, — убегая в нужную сторону, крикнул на ходу кто-то из мужиков.

Безмятежная улыбка на лице старухи стала еще шире.

Маньяка поймали.

Город и родственники жертв ликовали.

А когда на следующий день к Постылихе пришли, чтобы поблагодарить ее и заодно снять свидетельские показания, выяснилось, что старуха мертва.

У калитки прислоненным стоит ее труп, и, как впоследствии с удивлением объяснил патологоанатом, жизни в этом теле не

было уже более двух суток.

Смерть все-таки явилась к старухе.

И, может быть, за столь долгое и преданное ожидание бессердечная безносая Дама наградила Постылиху крошечной привилегией: позволила ненадолго вернуться, чтобы в самый ответственный момент все-таки сделать то, чего несчастной женщине хотелось больше всего, — ответить напоследок на важный вопрос и по-настоящему пригодиться людям.

Чтобы было кому вспомнить ее добром — ее, никому не нужную, всеми забытую старуху, пережившую всех, кого она любила.

БАНЬКА

Владимирская область

Мой старый школьный друг Илюха Егоров просто обожал русскую баню. Он любил ее вдумчиво: соблюдал эстетику процесса, изучал традиции, интересовался мифологией. Столько он всего про баню знал! Докопался даже до славянских легенд о происхождении человека.

— Ты понимаешь, какая вещь, Толян! — говорил он мне. — Оказывается, неспроста в банях гадали в старину. Для славян баня являлась местом сакральным. По народным поверьям, языческие божки создали человека из банных обмылков, очесов и ветошек. Отсюда, следовательно, и россказни про нечистую силу в банях, про всяких банных и чертей!

Однако, собирая все эти байки, Илюха всерьез никогда к ним не относился — посмеивался над банными суевериями. До поры до времени.

* * *

Как-то раз один приятель попросил нас с Илюхой отогнать машину в его деревню. Сам он намеревался на несколько месяцев уехать за границу работать по контракту, и, как обычно, перед отъездом накопилась у него масса всяких срочных дел, так что с машиной обернуться никак он не успевал. А оставлять тачку в городе под окном считал рискованным: и колеса снимут, и стекла побьют — жалко.

— Не откажите, мужики! — сказал он нам. — Смотаетесь на выходные, поставите мою «ласточку» в гараж, а сами отдохнете заодно. А, мужики? На озере рыбалка классная. И, кстати, баня у меня там отличная на участке. Ты ж это любишь, Илюх?

Он нас уламывал, а мы не особенно и сопротивлялись: что там, Владимирская область? Четыреста километров — не Магадан.

Согласились мы с Ильей. Затарились пивом, взяли удочки и снеди всякой на пару дней. Илюха заранее радовался — предвкушал, как мы шашлычков пожарим, в бане попаримся, а после в озере сполоснемся и пивка попьем.

Выехали на двух машинах: Илюхиной и приятеля, которую и надо было в гараже запереть на время отсутствия хозяина.

Вечером

в пятницу вся трасса оказалась забита чуть не до границы области. Измучились мы с Илюхой за рулем — вместо четырех часов ехали больше семи. В деревню прибыли в сумерках, приятелево имение в потемках едва разыскали. Намаялись так, что уже и к шашлыкам охота прошла.

Но раз было решено — не отступать же. Не по-мужски!

Пока машины разгружали, ставили в гараж «ласточку», осваивались в доме и обустраивали мангал — времени еще утекло. Тьма кромешная, комары налетели.

Я остался на полянке перед домом шашлыки жарить, а Илюха пошел с баней разбираться: воду в котел заливать, дрова колоть.

Из-за забора на нас неодобрительно поглядывал древний дедок — его огород по-соседски примыкал к «фазенде» нашего приятеля. Старик топтался то на крыльце своего дома, высматривая — что мы там, на полянке, делаем, то выходил на огород и прохаживался по нему одиноким орлом…

Увидав, как Илюха носит дрова к бане, чтобы затопить, старик поджал губы и проворчал:

— Додумались. На ночь глядя… Не боитесь после полуночи с чертями париться?!

Посмеялись мы с Илюхой на его воркотню и занялись каждый своим делом.

Около полуночи шашлыки у меня были уже готовы. Я окликнул Илюху, чтоб он шел есть, но он то ли не услышал, то ли опять за дровами в сарай ушел.

Поел я без него, бутылочку светлого высосал. Посидел на крылечке, отмахиваясь от комаров. На небо луна выкатилась, огромная — весь двор словно молоком залило. Каждую травиночку видно. Хорошо!

Только холод стал донимать — все-таки у нас не тропики, ночи зябкие.

Посмотрел на часы — мать честная! Полночь давно. Ну, думаю, как бы там ни было, а за столько времени уже три бани истопить можно. А Илюха все не шел.

Ну, раз гора не идет к Магомету, решил я… Собрался сам и по тропиночке к бане направился.

Прихожу — дверь в предбанник нараспашку, Илюхи нет. А баня натоплена жарко. Может, напарился мой дружбан до полного угару да к озеру побежал, охолонуться? Ну так сам вернется скоро. Не стал я его дожидаться — разделся и на полок залез. Согрелся. Сижу, блаженствую. Веничек дубовый запарил, на каменку из ковшичка плеснул — хорошо. Пар душистый клубами всю баню заполонил.

Вдруг слышу — дверь заскрипела, и Илюхин голос:

— Что, никак паришься без меня?

— А ты как думал? — отвечаю. — Меня не позвал. Первый пар себе одному загрести думал?

— Да я и не парился еще, — Илюха говорит. — Сейчас вот поддам жару…

И плесканул на каменку. Да так, что я еле утерпел — дышать стало нечем, и не видно ни зги. Чую — Илюха под боком толкается, на полок лезет.

Сидим, потеем. Илюха говорит:

— Давай веничком тебя попарю.

Дал я ему веник, повернулся спиной. Илюха веником машет — сперва легонько по спине охаживал, а потом как пошел хлобыстать — у меня глаза на лоб полезли.