Темная вода
Шрифт:
Вскоре, однако, он воротился. В подоле его свитера румянились яблоки, одно он с хрустом обкусывал и жевал, ходко двигая салазками.
– Ну чего?
– Куприяныч потянулся за яблоком.
– А-а!
– мотнул петушком Олега.
– Нету там никого. Дверь доской заколочена. А в соседнем дворе один глухой старик, сидит под навесом, вентерь чинит. Я его спрашиваю, а он - ась да ась... Да и так ясно, что не то место, не те приметы. А яблок!.. Елки-моталки! Под деревьями вся земля усыпана! Запах - что твое шампанское! Осы роем гудят, дырки делают. Прямо чудеса; все растет, а хозяев
– Не, милай, это не моя еда...
– отказалась Ульяна и пояснила насчет заколоченной двери: - У нас многие ногами в городе, а руками тут. За усадьбу держатся.
Автомобильный след снова вывел нас на прежний проселок. Здесь, наверху, придорожные ракиты сменились легкими, веселыми березами с первыми желтеющими прядками в еще зеленой листве. Березы почти не затеняли подножье, и ветер беспрепятственно сквозил между белых стволов, не давая дороге киснуть. Однако все это сделало проселок жестче, чем там, внизу, под ракитами, и потому по-прежнему пришлось пробираться исключительно на первых двух передачах.
А между тем встречный трактор, тот самый "К-700", напоминающий некое доисторическое животное, которому все нипочем, легко бежал по островерхим колчам и устрашающим промоинам, споро мелькая толстенными рубчатыми колесами. Вынесенный далеко вперед тупой лобастый урыльник с низко расставленными бельмами рифленых фар надменно плыл над дорожными препятствиями, и я вспомнил, что именно такой подслеповатый и бесчувственный ко всему, что встречается на его пути, мастодонтище когда-то наехал и раздавил Ульяниного мужика.
– Давай у него спросим, - предложил Олега.
Куприяныч, предусмотрительно отвернув в сторону, остановил машину, и Олега выскочил и замахал над головой перекрещенными руками.
Трактор черно выхрюкнул из торчащей кверху трубы, качнулся рылом и тоже остановился, утробно урча разгоряченными, разящими соляром внутренностями. На полутораэтажной высоте распахнулась оранжевая дверца, в проем высунулся тракторист, молодой, со спутанной копной модно немытых битловских волос, и весело, общительно выкрикнул, промелькивая крепкими зубами:
– Закурить есть?
Олега извлек из заднего кармана трико обмятую пачку "Опала" и вложил ее во встречно протянутую руку.
– Я возьму еще парочку?
– спросил парень, закурив и жадно, во весь дых, втянув в себя первую, голодную затяжку.
– Бери, бери...
– Ну вот выручил... А то весь искурился. Щас мотнусь до магазина, куплю.., А ты небось с Олыпан едешь?
– Ага, на открытии были, - кивнул Олега, закуривая за компанию.
– Ну и как?
– По нулям, - кисло признался Олега.
– Что так? А я позавчера прямо с крыльца крякуху саданул!
– довольно засмеялся парень.
– В огород упала. Думал, утка, нет - селезень, голова зеленая. Гуманитарный доппаек кила на два!
– еще пуще смеялся он, и Олеге стали видны его крепкие, в острых молодых буграх коренные зубы.
– Баба тут же зажарила под стопарь. А у тебя, значит, ничего?
Олега подернул плечами: дескать, что поделаешь, не судьба.
– А я жду, когда пролетная пойдет, - сказал парень, выковыривая слезины, запавшие в уголки все еще смеющихся глаз.
– Вот это охота! Северная утка дура. Непуганая, людей не боится. Камень из кустов бросишь, а она не шарахается, как наша, думает, что рыба всплеснулась... Приезжай, если хочешь. Тебя как зовут?
– Олег.
– А я - Славка. Так приезжай, а?
– Сюда ж путевку надо, - не согласился Олега.
– В населенных пунктах стрелять не положено.
– Ну, это вам, городским, не положено. А я тут живу, пруд под самыми окнами - какие еще путевки? Я здесь хозяин, понял? Ну какая, скажи, путевка: сижу, чай пью, вот тебе сели, можно сказать, в тридцати шагах от моего самовара... Когда тут путевку выписывать? Хватаю ружье, выскакиваю как есть в майке: бах-бабах! Пара есть! Да я и без ружья обойдусь... На перемет, понял?
– Но ведь это запрещено?
– Да ладно тебе!
– укоризненно тряхнул кудрями тракторист.
– Запрещено, не положено... Ты, часом, сам не легаш ли?
– Да пошел ты!
– обиделся Олега.
– Ну тогда слушай, как я делаю, может, пригодится... Ставишь перемет, но только не со дна, как на рыбу, а поверху, на поплавках. Можно на пробках, а можно на пенопласте. На пробках, я считаю, лучше: пенопласт больно белый, не всякая утка подойдет, а пробка в самый раз, на деревяшку похожа, вроде как природная, понял? Остальное - крючки, поводки - все так же, как на рыбу. Нажива - все сгодится: лягушата, дохлая рыбеха, червяки, плавленый сырок, ну, в общем, сам пробуй. Можно даже куриные кишки... Я один раз на арбузную корку заловил! Утка все пробует, а потом, что не понравится, выплевывает, понял? А дальше так... Всю эту снасть завозишь на лодке в камыши, но не в самую гущу, а в прогалки между ними. Это обязательно! Не на чистое, а в камыши, понял? Щас скажу почему. Когда утка заглотает, то больно шумит, крыльями хлопает. А в камышах не видно. Мало ли кто хлопает. Может, местные гуси купаются... Парень снова рассмеялся и довольно оглядел Олегу.
– Усек?
– Ну-а если гусь попадется?
– Не-е! Гусь такую наживу не тронет. Брезгует! Он чистоплюй, одной травкой питается.
Тракторист снова закурил и, не закрывая дверцы, откинулся на сиденье.
– А ты чего порожняком?
– спросил Олега, оглядывая мерно гудящую, подрагивающую махину "Кировца".
– Да говорю ж тебе - за куревом еду! А прицеп в поле оставил. Пока солому накидают, я успею смотаться.
Из машины коротко посигналили: мол, хватит трепаться, - и Олега наконец спросил, что хотел:
– Слушай, друг, ты не знаешь, где тут бабка Уля живет?
– Зачем тебе?.
– Да так... Нужно...
– Бутылку мозгобойчика, что ли?
– хохотнул Славка.
– Ну, допустим...
– дипломатничал Олега.
– Бабка Уля... Бабка Уля...
– Славка напрягся лицом, вспоминая. Сухорукая такая? Правая рука плетью висит?
– Нет... Руки у нее целы. Слепая она. Темная вода у нее.
– Ну, тогда не знаю... А зачем тебе именно бабка Уля? Ты поезжай на ту сторону, спроси Кукариху, она все сделает. У тебя есть ручка - я записку напишу? А то поехали со мной, мы туда-сюда - в один момент...