Темнее дня
Шрифт:
— Как бы тебе понравилось снова туда отправиться — вместе со мной? Я хочу, чтобы ты запер дверь. Тогда никто туда не войдет. — Она протянула руку и приложила ладонь к его груди. Белая форма была прохладной на ощупь, но Яна ясно чувствовала биение его сердца. — А дальше... — она так нервничала, что даже слегка задыхалась, — дальше я хочу, чтобы мы там остались. И занимались любовью во время юпитерианской пертурбации. Я хочу достичь оргазма в самый момент ближайшего подхода к планете.
— Боже мой. Ты ведь не очень многого просишь, правда? — Но глаза Пола ожили. Он явно задумался. —
— Ты это лучше меня знаешь. Но я хочу, чтобы корабельные склянки и мои внутренние колокольчики звенели в одно и то же время.
Пол немного постоял в задумчивости. Затем кивнул.
— Это можно проделать. Но прежде чем мы начнем, мне нужно пять минут, чтобы засвидетельствовать свое уважение паре других пассажиров. Пройди вперед до поворота коридора и там меня подожди. Только не слишком с кем-то еще заигрывай. У нас с тобой свидание в переднем смотровом отсеке. Если кто-то спросит, чем ты планируешь заняться, скажи, что тебя самый что ни на есть высокоприоритетный проект ожидает.
Яна кивнула, отступила от Пола, словно бы желая ему доброй ночи, и пошла к выходу из столовой. Ноги ее подгибались, что казалось довольно нелепым — ногам полагалось подгибаться после этого дела, а не до.
Она уже почти вышла из столовой, когда к ней приблизился молодой румяный моряк. Прежде чем отправиться во Внешнюю систему, он немало попутешествовал по южным океанам Земли, и они несколько раз беседовали о морской жизни. Яна моряка, похоже, заинтересовала, и теперь он улыбался.
— Отличный обед, а праздник, я ручаюсь, будет просто грандиозный. Вы уже что-то особенное сообразили?
— Боюсь, да. — Яна скорчила тоскливую физиономию. — Вы знаете, мы с Себастьяном Берчем направляемся к Сатурну, чтобы работать на Атласской метеостанции. Мне предложили изучать облачные системы Юпитера во время атмосферного входа и выхода, чтобы подготовиться к тому, чем мы будем заниматься в системе Сатурна.
— Ну, это уж слишком, вам не кажется? В праздничный вечер! — Моряк выглядел явно разочарованным и, отворачиваясь, добавил: — Впрочем, раз это ваша работа, вам ничего другого не остается, кроме как ее делать.
— Пожалуй, не остается.
Яна как можно скорее смылась из столовой. Когда она устроилась ждать у поворота коридора, ее посетила новая мысль. Что, если молодой моряк решит, что ей во время наблюдения за облаками небольшая компания не помешает? Тогда он может прийти к переднему отсеку и выяснить, что там имеет место несколько иная форма входа и выхода.
Когда Пол наконец появился, что-то напоследок бросая через плечо, первыми словами Яны были:
— Когда мы окажемся в переднем отсеке, и дверь будет заперта, туда ведь никто попасть не сможет? Верно?
— Только капитан. А шансы на то, что Эрик Кондо пустится во все тяжкие и сквозь всю эту катавасию от кормы до носа пройдет, равны нулю. Если он только не решит, что корабль в опасности. А что? Ты еще кого-то там ожидаешь?
По пути Яна рассказала про моряка с Земли. Пол рассмеялся и сказал:
— Сама знаешь, каковы эти моряки. Для них в каждой девушке есть иллюминатор. Но если он сможет войти в отсек, когда дверь будет заперта, он честно заработает все, что увидит.
Как только они вошли в смотровой отсек, и Пол запер дверь, такая его уверенность сразу же прояснилась. Яна раньше не обращала внимания, какие где замки, но этот казался особенно впечатляющим.
— Здесь пару раз специальные эксперименты проводились, — сказал Пол. — Но насколько я знаю, такого эксперимента этот отсек еще не видел.
Он выключил свет и повернул Яну лицом вперед.
— Прежде чем мы отвлечемся на что-то еще, взгляни. Видела ты когда-нибудь что-то подобное?
Затянутая облаками поверхность Юпитера заполнила половину панорамного смотрового окна. Яна пододвинулась туда и огляделась. Все это просто потрясало. На данном участке Юпитера теперь царили сумерки. Несясь к своему планетарному рандеву, «Ахиллес» уже был близок к самому верху атмосферы. Кораблю еще только предстояло проникнуть сквозь разреженные верхние слои, прежде чем выскользнуть обратно, но Яна уже чувствовала — или воображала, что чувствует — перемену своего веса, вызванную ускорением.
Завороженная, Яна наблюдала, как «Ахиллес» проносится мимо гигантского, пушисто-белого грозового фронта, заглядывала в темные газовые бездны, достаточно глубокие и широкие, чтобы поглотить любую из внутренних планет. Она ловила высвеченные солнцем блески оранжевого и лилового, а однажды заметила далекую вспышку зеленой молнии. Первый раз в жизни она получила отдаленное представление о том, что облака и облачные системы должны были значить для Себастьяна.
Неопределенный период времени Яна стояла и глазела, пока Пол наконец не похлопал ее по плечу.
— Не хочу, чтобы тебе показалось, будто я тебя подгоняю, — сказал он, — но до точки ближайшего подхода осталось меньше двадцати минут. Если ты и впрямь хочешь в свой колокольчик прозвонить...
— Во все мои колокольчики. — Пока они нежно друг друга раздевали, Яна оглядывала интерьер смотрового отсека. В достаточных деталях она всего еще не продумала. Пол помещения представлял собой жесткий, холодный пластик. Там имелись два кресла. Одно из них, тонкое, треугольное, было привинчено к полу. Другое было на шарнирах и могло раскачиваться, следуя вектору ускорения корабля. Оно также казалось мягким и, скорее всего, удобным, но если бы она или Пол в него сели, получилась бы совсем не та геометрия для близкого телесного контакта.
Пола, похоже, практические материи не заботили. Внимание его целиком было сосредоточен на теле Яны. Он без конца ее трогал, целовал и ласкал. Наконец она отстранилась, удерживая его за плечи, и сказала:
— Пол, все это чудесно. Но все-таки... как?
— Как? — В голосе его прозвучало недоумение. — Я думал об обычном способе, если только у тебя других идей нет. В невесомости мы уже это проделывали.
— Но здесь не будет невесомости. Мы будем тормозить. Вернее, мы уже тормозим. Хочешь послушать, как ветер свистит?