Темнее ночи

— Я ищу вампира.

Александр Клейборн вопросительно уставился на малышку, стоящую у парадной двери. Она была прелестнейшим маленьким созданием, наверное, лет девяти, с кучерявыми светлыми волосами, карими глазенками и россыпью веснушек на курносом носике.

— Прошу прощения, — сказал он, — правильно ли я тебя понял?

— Мне надо встретиться с вампиром, — нетерпеливо пояснила девочка. — С тем, который тут живет.

Александр едва сдержал смех.

— Кто тебе сказал, что здесь живет вампир?

Девочка посмотрела на него как на слабоумного.

— Да все это знают!

— Ясно. А зачем он тебе?

— Моя сестра Кара в больнице. Попала в автомобильную аварию. — Она шмыгнула носом. — Нана говорит, что она умрет.

Александр нахмурился, пытаясь проследить за мыслью ребенка.

Девочка топнула ножкой:

— Вампиры живут вечно, — сказала она, медленно и четко выговаривая каждое слово так, будто он был или слишком молод, или слишком глуп. — Если бы вампир пришел в больницу и укусил ее, она бы тоже жила вечно.

— О! — воскликнул Александр, наконец-то сообразив.

— Ну, он здесь?

— Ты очень смелая девочка, пришла сюда совсем одна, темной ночью. Разве тебе не страшно?

— Н… нет.

— Как тебя зовут, дитя?

— Гейл Кроуфорд.

— Сколько тебе лет, Гейл?

— Девять с половиной.

— А Нана знает, где ты?

Гейл покачала головой:

— Нет. Она в больнице. Они не пускают меня к Каре, поэтому Нана оставила меня с миссис Зиммерман. Я убежала через черный вход, когда она отвернулась.

Гейл взглянула на мужчину. Был ли он вампиром? Очень высокий, с длинными черными волосами, он стоял в тени, и девочка не могла четко рассмотреть его лицо, но почему-то решила, что глаза у него были темно-карими. Он не походил ни на одного из тех вампиров, которых она видела в кино. Они носили черные костюмы, белые рубашки с рюшами и длинные плащи. Этот же мужчина был одет в черный свитер и выцветшие Левис (прим. марка джинс). И все же, каждый в Мултонском Заливе знал, что в старом доме Кендалла живет вампир…

Задрожав, Гейл обхватила себя руками. Она

много раз приходила сюда с друзьями, пытаясь украдкой заглянуть в окно, чтобы увидеть гроб вампира. Днем ей никогда не было страшно: в конце концов, всем было известно, что днём вампиры совершенно безобидны. Но сейчас ночь.

Подавшись немного в сторону, она бросила взгляд в глубину дома. Внутри было темно и мрачно — как раз подходящее место, чтобы в нём мог жить вампир. Внезапно почувствовав, что она здесь совершенно одна, да к тому же больше, чем просто слегка напугана, девочка сделала шаг назад. Ступеньки под ней заскрипели. От этого звука по спине её пробежали мурашки. Гейл собрала в кулак всю свою быстро ускользающую смелость:

— Так вы придёте и спасете мою сестру?

— Извини, Гейл, — искренне сожалея, произнес Александр, — но боюсь, я ничем не могу тебе помочь.

Она вздохнула с преувеличенным разочарованием.

— На самом деле, я и не думала, что вы вампир, — призналась она, — но попробовать стоило.

Александр наблюдал, как девочка спустилась по ступенькам и направилась к узенькой тропинке, ведущей через лес. По ней можно было срезать путь к главной дороге.

«Смелая девчушка» — подумал он, — «пришла сюда совершенно одна».

Разыскивать вампира.

Он наблюдал до тех пор, пока девочка не скрылась из виду и пока его острый слух не смог больше различать звук ее шагов, а потом закрыл дверь и прислонился к ней спиной.

Итак, все знали, что здесь живет вампир.

Видимо, пора переезжать. И все же… Отойдя от двери, он прошелся по темному дому. Это было огромное строение, старое и скрипучее, со сводчатыми потолками, деревянным полом и окнами в свинцовых переплетах (прим. Окна со свинцовым переплетом состоят из небольших стекол, разделенных свинцовыми горбыльками. Во многих окнах горбыльки образуют решетку из прямоугольных или ромбовидных прозрачных стекол. В другом варианте они могут образовывать волнистые узоры из цветного, окрашенного или узорчатого (рифленого) стекла). Здание, окруженное деревьями и кустами ежевики, одиноко стояло на небольшой возвышенности. Ближайшие соседи жили в целой миле от него. И это было основной причиной, по которой он выбрал именно этот дом. Последние пять лет ему было здесь комфортно, его все устраивало.

Но, возможно, пришло время съезжать. Единственное, чего он не хотел, так это привлекать к себе внимание. До сегодняшнего дня он и не представлял, что люди судачат о том, кто или что живет в этом доме.

Войдя в гостиную, он оперся рукою о каминную полку и уставился на огонь. Было что-то первобытное в том, чтобы стоять и вот так наблюдать за потрескивающим пламенем. Это перекликалось с какой-то его природной потребностью, хотя он и не знал, какую именно. Наверное, всему виной запах дыма от сгорающего дерева и потрескивание огня, или, может быть, бьющая из очага энергия, которую поддерживало всего лишь пару бревен. Он долго смотрел на камин, как всегда загипнотизированный жизнью, пульсирующей в пламени. Все цвета радуги переливались в танцующих языках огня: красный и желтый, голубой и зеленый, фиолетовый и белоснежно белый.

Он усмехнулся, удивленный своими странными размышлениями и периодически возникающими порывами отправиться в больницу и взглянуть на старшую сестру Гейл Кроуфорд.

Больницы. Он никогда в них не бывал. За все годы своего существования он ни разу не болел.

Отгоняя мысли о Гейл и ее сестре, он вошел в библиотеку с намерением завершить поиски информации, необходимой для его последнего романа, прежде, чем закончиться ночь.

Спустя четыре часа он признал, что сражается в заведомо проигрышной битве. Он не мог сосредоточиться, не мог думать ни о чем другом, кроме как о храброй маленькой девочке, которая пришла к нему в поисках чуда.