Темнейшее пламя
Шрифт:
«Да, правда». Не переставай касаться меня. Века минули с той поры, как он последний раз наслаждался хотя бы намеком соприкосновения. Это была нирвана, рай и мечта – все завернутое в один прекрасный сверток.
«Моя голова», он обнаружил, что говорит со стоном.
«Бедный малыш», проворковала она, гладя его виски.
Он почти улыбнулся. Но сейчас было не время для этого. Они были внутри ада, и являлись открытой мишенью. Но он не мог ничего с собой поделать, был слишком отчаявшимся, жадным. Еще немного.
«Твоя история», настоятельно напомнил
«На чем я остановилась? Ах, да». Ее аромат жимолости окутал его, прогоняя вонь гниения. «Я была злой маленькой девочкой. Я не делилась моими игрушками, и часто заставляла других детей плакать, неумышленно принуждая их склоняться пред моей волей. Возможно, несколько раз это было не так уж и неумышленно. Думаю это одна из причин, что меня послали в ад надзирателем, хотя ее никогда не озвучивали. Боги хотели избавиться от меня».
Как несчастно звучал ее голос.
«Каждое живое создание ошибалось, так или иначе. Кроме того, ты была ребенком, еще не воспринимавшим чувств других. Не вини себя.»
«В чем твоя ошибка?», спросила она, говорила более бодро.
Он изгнал свои человеческие воспоминания в дальний угол ума, чтобы никогда их не вытаскивать. Ранее, размышления о тех днях жалили, поскольку он знал об их утрате навсегда – но напоминания о бегстве жены превращали это в положительный результат. Сейчас, однако, ощущая Каденс подле себя, он познал лишь бренчанье горечи от того, что могло бы быть.
«Я был диким ребенком, неукротимым, скитальцем», сказал он. «Моя мать отчаялась, считая, что она и каждый член семьи изволнуются обо мне до смерти». Он засмеялся, ее милое постаревшее лицо возникло в его памяти. «Потом они познакомили меня с Эвангелиной. Она успокоила меня, так как я захотел быть достоин ее. Мы поженились, как того желали обе наши семьи».
Каденс замерла. «Ты…женат?»
«Нет. Она бросила меня.»
«Мне жаль», сказала она, но в ее голосе было облегчение.
«Не стоит». Не отдай он свою душу за Эвангелину, она бы умерла. А если бы она не покинула Гериона, он, возможно, сопротивлялся Люциферу, когда пришло время становиться Стражем. А если бы он сопротивлялся, он никогда не встретил бы Каденс.
Внезапно неподалеку послышалось бешеное рычание. Отбрасывая все притворство, что он поранен, Герион вскочил, поднимая за собой богиню и изучая окрестности.
Демон мчался прямиком на них.
Герион оттолкнул Каденс за себя. Еще прикосновение – теплоты, атласной кожи, совершенства – и он стремился насладиться им. Но не мог. Он согласился пойти с ней, чтобы спасти человеческое измерение, но также, чтобы охранять ее. Не потому что она была богиней и не потому, что она была самой прекрасной из когда-либо виденного им, а потому что лишь в этот единственный день она заставила его почувствовать себя человеком. Не зверем.
«Помни, я поклялся, что никакое зло не коснется тебя», сказал он ей. Через минуту, может две, существо достигнет их. Быстро насколько возможно, но все еще было пространство между ними, поскольку дороги в аду растягивались
«Герион, может быть я -»
«Нет». Он не хотел вовлекать ее в эту битву. Она и так тряслась от ужаса. Она была на самом деле так испугана, что только что поняла, что ее ладошки находились на его спине, два источника безжалостного наслаждения. Знай она, она бы отскочила прочь. «Я буду биться с ним.» Попробуй она, это добавило бы ей страха, сделав еще более безумной.
Как все миньоны, создание приближающееся к ним обладало костяным лицом и мускулистым телом покрытым зелеными чешуйками, его вилочковый язык выскакивал изо рта словно кровь уже распылилась в воздухе. Мерцающие красные глаза уставились на них, тысяча грехов покоилась там, где должны быть зрачки.
Герионовы инстинкты воина требовали шагнуть вперед и встретить ублюдка на середине. Биться там как истинному солдату. Все же мужской его инстинкт требовал оставаться на месте. Отдалиться от Каденс означало подвергнуть ее дальнейшей опасности. Другой демон мог прятаться поблизости, поджидая случая схватить ее когтями.
«Это моя вина», сказала она. «Неважно, что я начала расслабляться, мой страх глубок до костей в этом местечке. И он как приманка для них, не так ли?»
Он решил не отвечать на это, слишком опасаясь дальше ее запугивать знанием истинности сказанных слов. «Когда он к нам приблизится, я хочу чтоб ты отбежала назад. Вожмись в стену и зови меня, завидев признаки другого демона.»
«Нет, я хочу помочь тебе, я…»
«Сделаешь, как я сказал. Иначе, я убью его и покину это место». Его тон был непреклонен. Он уже сожалел, что принес ее сюда, требовалась стена в защите или нет.
Она замерла подле него, но более не прекословила.
Вопль «моя, моя, моя» разорвал воздух.
Создание приблизилось, быстро… почти здесь. Лапы сгребли Гериона, когда он схватил своего противника за шею. Множество укусов, сопровождаемых тонкими струйками теплой крови, появились на его лице. Молотящие руки, бьющие ноги. Лишь когда искушение рук Каденс спало Герион начал битву по-настоящему. Он сбросил создание на землю и прыгнул на него, придавливая коленями его плечи. Один удар, другой, третий.
Оно взбрыкнуло, дико и грубо. Слюна брызгала с клыков, пока проклятия изрыгались из его костистого рта. Следующий удал. Еще удар. Но избиение не помогло подчинить его.
«Где Насилие? Смерть? Сомнения?» проскрежетал он.
Борьба продолжилась, усиливаясь, страх за жизнь прыгал в этих красных глазах. Не боязнь того, что сделает Герион, знал он, но страх того что сделают его братья-во-зле, узнай они об измене.
Хотя Герион было ненавистно то, что Каденс увидит его убивающим – опять – ничего нельзя было поделать. Это то зачем они сюда пришли, в конце концов. Он поднял руку, разделяя свои удлиненные, стекающие каплями ногти и поразил. Яд, покрывавший его ногти, был подарком от Люцифера в помощь его обязанностям и действовал быстро, безжалостно, распространяясь по крови создания, гноя его изнутри.