Темница тихого ангела
Шрифт:
– Не надо. Я и так знаю, кто передо мной. – Он обернулся к Пятакову. – Михал Степанович, может, она вас стесняется?
– Кто стесняется? Эта вот? Может, мне совсем из кабинета уйти?
– Совсем не надо. Но если не трудно, то на пару минут…
– Не положено, – тряхнул головой Пятаков.
Тут он увидел стоявшую на столе бутылку виски и опустил ее на пол возле тумбы стола.
– Хорошо, две минуты только.
Полковник вышел из кабинета, по пути смерив Рощину взглядом, не обещавшим ничего хорошего.
– Найдите водителя: я сейчас товарища из Москвы в город доставлю…
Голос его стих и шаги тоже. Но все равно кто-то оставался за дверью.
– Моя фамилия Торганов, – негромко произнес Николай, глядя на Татьяну, – я член Комиссии по помилованию при президенте России. Меня сюда Шамин привез; он очень хочет тебе помочь.
Татьяна смотрела, не мигая, в ту точку, которую она выбрала, войдя в кабинет начальника.
– Я – Коля Торганов, – прошептал Николай. – Мы учились вместе. Ты помнишь меня?
Рощина по-прежнему молчала, она даже головой не кивнула. Стояла, не шелохнувшись, словно кто-то приказал ей: «Замри!»
Торганов шагнул к ней и остановился, испуганный. Потому что увидел, как по неподвижному, каменному лицу Тани скатилась слеза.
– Мы поможем тебе, обязательно поможем, – сказал он дрогнувшим голосом. – Что сейчас можно для тебя сделать?
Она молчала и смотрела мимо Николая так пристально, что и он сам обернулся. Позади него было окно, а за ним серо-голубое небо, по которому плыли облака.
– Чем помочь тебе сейчас? – повторил он.
– Помогите Светику, – прошептала еле слышно Рощина, – защитите его. Они и его убьют.
– Кто убьет?
– Они, – едва вымолвила Татьяна одними губами.
В это время открылась дверь и вошел Пятаков. Он вошел так стремительно, словно специально демонстрировал необходимость своего присутствия при разговоре осужденной с членом президентской комиссии. Полковник посмотрел внимательно на Рощину, потом бросил взгляд на Торганова и сказал, объясняя свое отсутствие – не Торганову, конечно, а тому, кто в коридоре ожидал его приказа доставить осужденную Рощину обратно в камеру:
– Я выходил распорядиться по поводу машины.
Торганов достал из портфеля еще один экземпляр книги.
– Наша комиссия – этот орган милосердия при президенте, а потому я хочу подарить осужденной свою книгу.
– Не положено, – проворчал Пятаков. – И, вообще, у нас библиотека имеется. Только вот осужденная Рощина лишена права ею пользоваться на месяц за нарушение режима.
– А я все-таки подарю. Ей запретили библиотекой пользоваться, а не книги читать.
Николай открыл книгу и написал на титуле:
«Татьяне Рощиной от автора с надеждой на лучшие дни».
Он протянул книгу Рощиной, но начальник колонии перехватил ее и прочитал то,
– Осужденная Рощина, два шага вперед!
Таня сделала два шага, и Пятаков отдал ей книгу.
– Вот! – боднул головой воздух начальник колонии. – И что надо сказать?
«Совсем как ребенку», – подумал Николай.
– Спасибо, – прошептала Таня и тут же выронила книгу.
И замерла: она боялась нагнуться, боялась сделать лишнее движение, боялась смотреть в лицо полковнику Пятакову и в лицо Коле Торганову тоже боялась смотреть. Она вообще боялась смотреть на людей.
– Что же ты! – возмутился полковник. – Неуклюжая какая! Как людей мочить, тут мы ловкие!
Николай наклонился, поднял книгу и подал Татьяне. Ему вдруг захотелось обнять ее и прижать к себе. Губы Рощиной дрожали: она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. Но книгу взяла и при этом быстро глянула Торганову в лицо. Одними глазами, не поворачивая головы. А он онемел от глубины ее взгляда, хотел что-то сказать, но превратился в соляной столб от того, что открылось ему на мгновение.
– Бородина, – гаркнул возле самого его уха Пятаков. – Уведи осужденную!
Администратор провел их к через пустой зал ресторана к небольшому кабинету, скрытому от возможных взглядов посетителей не дверью, а тяжелой шторой. За шторой находился всего один столик.
– Для самых почетных посетителей, – сообщил администратор, заглядывая в лицо полковнику Пятакову.
Похоже, он знал, кто перед ним.
– Да-а, нечасто я сюда хожу, – признался начальник колонии. – Времени нет, и потом – с какой радости?
Торганов молчал, он не мог прийти в себя от скорбного взгляда Татьяны.
– Да и денег нет шиковать: оклады, сами знаете, какие.
– Какие? – машинально поинтересовался Николай.
– Мизерные. Вот у меня в прошлом году сын женился, так мы свадьбу не в ресторане справляли, а дома. Сват – нормальный мужик, на заводе начальником цеха трудится в Питере – откуда у него деньги? Мой сын у него сейчас живет, ведь учится там. И невестка – студентка.
– Детей нет у них?
– Зачем? Пусть сами на ноги встанут сначала, а потом уж о детях думают. Вот если бы я мог им помочь, то тогда другое дело.
Официант принес меню. Пятаков не стал туда заглядывать, сказал сразу:
– Две тарелки ухи, две порции котлет по-киевски, салатик какой-нибудь, колбаски и огурцов.
– Водочки? – предложил официант.
– Мы со своим, – ответил полковник.
Официант собрался уйти, но Торганов остановил его:
– Еще грибочков соленых, осетрины и семги, икры черной и красной, шашлычков, если есть.
– Сделаем, – обрадовался официант.
– Я ничего не забыл? – спросил у официанта Николай и сам же вспомнил: – Водочки грамм пятьсот.