Темное безумие
Шрифт:
— Не знаю, — признаю я.
Но это всего лишь еще одна ложь.
Он криво улыбается, и на щеке появляется озорная ямочка.
— А я знаю. Ты пришла узнать, расскажу ли я всему миру о твоем секрете.
Я облизала губы.
— Я устала от этого танца, Грейсон.
Он подходит ближе, кладет руки на решетку.
— Скажи мне правду о том, что произошло, и никто никогда не узнает.
Я чувствую его волнение. Его бледный взгляд светится нетерпением. Он хочет стать свидетелем того, как я заново переживаю прошлое, ощутить мои эмоции.
— Как ты узнала? — спрашивает он.
Я прижимаю руку ко лбу, зажмуриваю
— Я была бы дурой, если бы поверила тебе.
— Но это часть терапии, — говорит он. — Доверие. Пациент и врач. Доверяющие друг другу.
С моих губ срывается слабый смех. Детали незначительны. Я перечисляю их, будто зачитываю список покупок. Стерев из голоса любую эмоцию, от которой он мог бы получить удовольствие.
— Я вошла в подвал, там была девушка, — говорю я. — Она была моего возраста, слишком обезвожена, чтобы плакать, дрожащая, с красными следами от плети, кожа покрылась волдырями и синяками. — Я смотрю на него, воспроизводя воспоминания. — Она была красива. Я пыталась освободить ее, — шепчу я. — Я знала, что поступаю правильно. Но у меня не было ключа. Я не думала позвонить в полицию или побежать к соседям…
— Потому что твой отец был шерифом, — добавляет он.
— Поэтому, и потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. В любом случае, никто бы мне не поверил. Наверное. — Я качаю головой. — Я сама до конца не верила, пока не увидела ее. К тому времени было уже поздно отступать.
Я медленно подхожу к решетке, и вот уже рука Грейсона накрывает мою. Его палец гладит мой. Он касается резинки на запястье.
— Ты знала, что убьешь его.
— Да, — говорю я. — Я фантазировала об этом несколько месяцев. Обдумывая, как это сделать… что я буду ощущать… — я оборвала себя. — Я не кралась туда. Я знала, что он в курсе, знала, что он последует за мной в подвал. Я специально привела его туда. — Я отворачиваюсь.
Грейсон протягивает руку через прутья и притягивает мое лицо к себе.
— Как ты планировала убить его, Лондон?
— Я собиралась сбросить его с лестницы.
Его палец скользит по моей челюсти.
— Но в первый раз ты потерпела неудачу.
— Он был больше. Сильнее. И я видела по его глазам. Этот блеск. Как будто он меня ждал.
Меня окатывает волна стыда. Мне не нужно говорить это вслух, он меня не заставляет. Мне было шестнадцать. Как и девочке в клетке. Мой отец ждал меня.
— Он задушил ее, — продолжаю я. — Он убил ее не сразу. Играл с ней. Смотрел на меня, пока душил ее. Полагаю, в наказание за угрозы ему. Я стала бы следующей, — говорю я, и внезапно в прохладе комнаты ощущаю тот же запах сырости, как в подвале. — Я просто знала. Поняла каким-то образом. Он собирался убить меня. Поэтому вместо этого я убила его.
Большой палец очерчивает мою щеку, прежде чем коснуться шрама на ладони.
— Но не раньше, чем он кое-что забрал у тебя.
МОЮ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.
Я смотрю на покрытую шрамами кожу, испачканную черными чернилами и косметикой.
— Он хотел, чтобы я была частью этого. В то время я думала, что он пытался спасти меня… — Я поднимаю взгляд, и у меня вырывается ругательство. — Я хотела верить, что он любит меня. Любит какой-то нездоровой любовью и хочет сделать меня частью своего секрета, чтобы он стал общим. Или чтобы я перестала представлять для него грозу. Я много лет размышляла об этом и поняла, зачем он вложил
Он скользит взглядом по моему лицу.
— А тебя это возбуждало?
Я прикусываю губу, пока рот не наполняет металлический вкус крови.
— В тот момент, когда я ощущала грубую власть лишить жизни… да. Я была не просто наблюдателем, — признаю я. — Я чувствовала каждое движение лезвия. Как нож рассекает плоть, как вибрирует, ударяясь о кость. Я погрузилась в это ощущение, прежде чем усилием заставила себя вернуться — вырвать руку из его руки. И так получилось, что лезвие пронзило мою ладонь. — Я переворачиваю ее, показывая заживший шрам. — Он позволил мне убить его. — Я убираю руку. — Может быть, он был потрясен тем, что я отказала ему, или, может быть, в конце концов, он устал от своей болезни… но в обычных обстоятельствах я бы никогда не смогла одолеть его.
— Но ты одолела.
— Он пришел убить меня. Нож он не взял. У него не было никакого оружия. Я позволила ему схватить меня за горло. Подойди достаточно близко… после чего я схватила ключ и вонзила его в шею, чтобы выиграть время. Я пошла за ножом, но он не понадобился. Я разорвала яремную вену. Он быстро истек кровью.
Я смотрю на руки, вспоминая покрывавшую их кровь.
— Затем ты решила скрыть убийство.
Я качаю головой.
— Нет. Я подстроила аварию не для того, чтобы скрыть преступление. Я планировала умереть в той катастрофе. Чтобы положить конец порочному наследию, но проснувшись в больнице раненой, но живой, я словно… переродилась. Новая жизнь. Новый шанс. — Я смотрю ему в глаза. — Я больше не та девушка. Она умерла, Грейсон. Ее я тоже убила. И нет ничего, что ты можешь сказать или сделать, чтобы вернуть ее. Мой собственный отец потерпел неудачу, поэтому у тебя нет никаких шансов. Моя воля сильнее болезни.
Он отстраняется, разрывая связь.
— Твоя боль не умерла вместе с отцом, равно как и твоя тяга к убийству. Ты смогла подавить эту потребность, работая с клиентами, но сдерживаться становится все труднее, не так ли?
Я вытираю лицо.
— Я сказала то, что ты хотел. Теперь мне нужно знать, что это останется между нами.
Его улыбка давно исчезла, он смотрит вниз и обводит татуировку с кусочком паззла на внутренней стороне предплечья.
— Тебя могут оправдать. Тебя могут даже посчитать героиней за то, что ты сделала. Но ты все же взяла закон в свои руки, что, по сути, неверно в нашей системе правосудия. Ты не лучше любого из убийц, которых лечила. Ты лицемерка и нарцисс. Ты ненавидишь меня, но больше презираешь себя.
— Поклянись! — кричу я.
Он поднимает на меня горящий взгляд.
— Я никогда не смогу поделиться тобой с другими, Лондон. Я слишком эгоистичен.
Подняв подбородок, я поправляю куртку, разглаживая складки.
— Тогда прощай, Грейсон. Увидимся завтра в суде. В последний раз.
Я ухожу от камеры и от него, оставляя позади частичку себя. Он знает мой секрет, знает о темном и пугающем чудовище, которое я скрываю не только от всего мира, но и от самой себя. Я не знаю, сохранит ли он этот секрет в тайне. Он страдает садистской симфорофилией6, он психопат, который любит инсценировать катастрофы, а затем наблюдать.