Темное безумие
Шрифт:
Шок на лице юриста усиливается от коллективной волны согласных шепотков, которая прокатывается по комнате.
— Порядок, — требует судья.
В этот момент я смотрю в глаза Грейсону. На его лице нет злобы, только намек на ухмылку. Пронизывающий взгляд впивается в меня.
Я распрямляю плечи.
— Кроме того, я обнаружила, что мистер Салливан страдает нехарактерным бредовым расстройством, связанным с его психопатией. Он считает, что между ним и жертвами выстраивается крепкая связь, после чего он зацикливается на них, его сознание создает альтернативную реальность. Другими словами, тактика манипуляции,
В зале воцаряется тишина, и мистер Янг откашливается.
— Спасибо, доктор Нобл. Больше ничего, ваша честь.
После напряженного момента судья смотрит на генерального прокурора.
— Вы хотите провести перекрестный допрос, мистер Шэфер?
Адвокат привстает.
— Нет, ваша честь. Обвинению нечего добавить.
— Пожалуйста, проводите доктора Нобл с трибуны, — просит судья судебного пристава. — Суд объявляет часовой перерыв, после чего мы выслушаем заключительные аргументы.
Я вздрагиваю от суматохи, поднявшейся в комнате, когда люди встают. Я не могу поверить, что все закончилось и хватаюсь за край трибуны, чтобы помочь себе подняться. На дрожащих ногах я прохожу мимо Грейсона, меня одолевает невыносимое, болезненное желание посмотреть ему в глаза. Веревка, связывающая меня с ним, натягивается.
Когда я поддаюсь желанию, и наши глаза встречаются, слова не нужны. Я все вижу по его лицу, осознание того, что я сделала. Я солгала по присягой, в открытом суде поставив пациенту неправильный диагноз. Теперь никто не услышит и не поверит его словам про меня.
Таким образом, я саботировала не только свою карьеру, но и малейший имеющийся у него шанс.
Я только что приговорила Грейсона к смерти.
И мой секрет умрет вместе с ним.
Глава 17
ИСПОЛНЕНИЕ ПРИГОВОРА
ГРЕЙСОН
— Всем встать.
Я встаю вместе со своим адвокатом и дергаю сдавивший горло галстук.
— По крайней мере, в этот раз не было видео, — шепчет Янг в мою сторону. — Удачи.
Удача не на моей стороне. Лондон об этом позаботилась. Мой адвокат потерял весь энтузиазм, который испытывал в начале процесса. Ее показания потрясли всех присутствующих. И, наверное, любого профессионала в ее сфере. Единственный человек, которого не удивил ее резкий переход от спасителя к обвинителю, — это я.
Я подавляю улыбку. Я наслаждался каждой секундой, наблюдая, как она подчиняется своему инстинкту убийцы.
Когда входит жюри, я смотрю куда угодно, но не на них. Мне не нужно видеть их опущенные головы и серьезные выражения лиц. Я знал, как закончится это разбирательство еще до того, как оно началось. Я ищу Лондон. Теперь она единственное, что имеет
Однако ее здесь нет, чтобы засвидетельствовать свою победу. Я представляю, как она сидит одна в каком-то гостиничном номере, ожидая приговора. Компанию ей составляет чувство вины. Забавный факт о вине: это непростая эмоция, которую часто принимают за стыд.
Лондон нечего стыдиться. Кто бы не стал защищать свою жизнь? Я угроза, которую она не может допустить. Я не оставил ей другого выбора.
— В деле штат Делавэр против Грейсона Салливана, обвиняемого в убийстве первой степени, каково ваше решение?
— Виновен, ваша честь.
Это привлекает мое внимание, и я смотрю на судью. Он, уже прищурившись, наблюдает за мной. Просмотрев список обвинений, он окончательно объявляет обвинительный приговор, вынесенный присяжными, затем благодарит их за службу и снимает с них обязанности.
— Перед вынесением приговора я сам хотел бы сказать несколько слов, мистер Салливан, — говорит судья. — Если бы не мучительно медленный механизм нашей системы правосудия, я бы лично позаботился о том, чтобы ваша казнь была тут же приведена в исполнение. Убийства, в которых вас признали виновным, — это тяжкое и отвратительное деяние самого ужасного типа. За тридцать лет работы судьей я никогда не видел более вопиющего пренебрежения к человеческой жизни. Вам есть, что добавить до вынесения приговора?
Мой адвокат пинает меня, давая сигнал встать и продекламировать отрепетированную просьбу о помиловании.
Так что я подчиняюсь. Встаю и поднимаю подбородок.
— Да, ваша честь. Я заявляю, что ад пуст и все дьяволы здесь. — Зал суда взрывается. Судья стучит молотком, пытаясь утихомирить болтающих. Мой адвокат опускает голову.
Я улыбаюсь. Я всю жизнь ждал возможности процитировать Шекспира.
— Грейсон Пирс Салливан, — произносит судья, перекрикивая суматоху. — Настоящим вы признаетесь виновным и приговариваетесь не более чем к ста годам тюремного заключения за каждую отнятую вами жизнь. Вы будете заключены в исправительное учреждение максимального строгого режима в Нью-Касле, где проведете время до введения смертельной инъекции, — он наклоняется над кафедрой. — И ни один бог не помилует вашу душу.
— Всегда пожалуйста, — отвечаю я ему, подмигивая.
Он смотрит на меня, но не в замешательстве. Большинство смертных приговоров в Делавэре были вынесены судьей Ланкастером. Тридцать лет закон был его орудием убийства. Он убийца, который использует закон для убийства своих жертв, и он наслаждается каждым моментом — последний триумф перед тем, как государство навсегда отменит смертную казнь.
— Уберите этого монстра из моего зала суда.
Он в последний раз стучит молотком, последняя нота моей жизни.
Наручники сковывают мои запястья. Кровь бежит по суженным артериям, начинает кружиться голова. Перед глазами вспыхивают огни. У меня прерывается дыхание, и я изо всех сил пытаюсь втянуть воздух через ком в горле. Легкие горят.
Янг первый замечает.
— Салливан, все в порядке. Мы подадим апелляцию. Это еще не конец… — Он замолкает, когда у меня начинается припадок.
Все мышцы охватывает дрожь, челюсть сжимается. Я чувствую, как по подбородку стекает пена из рвоты.
— Нам нужен врач! — кричит Янг.