Темное безумие
Шрифт:
— Д-да.
Грейсон смотрит на меня.
— Раздвинь ноги, Лондон. Точно так же, как ты делала в своем кабинете. Красиво и медленно… и оставь их так.
В груди что-то трепещет.
— Ты заметил?
Он неторопливо кивает.
— Я заметил все.
Я расставляю ноги и делаю вид, будто собираюсь закинуть одну на другую, но вместо этого опираюсь на руки, медленно раздвигая бедра. Взгляд Грейсона падает на точку между ними. Я чувствую жар его взгляда, когда он облизывает губы.
— Так чертовски сексуально, —
Ларри кивает.
— Прикоснись к себе, — говорит мне Грейсон.
По его команде в моем центре сразу же вспыхивает боль. Просовывая руку под черную юбку, я смотрю только на Грейсона. Человек, который бросил вызов моему рассудку и спас меня. Я жива — по-настоящему жива — только когда я с ним.
Грудь Грейсона поднимается и опускается, пока он наблюдает за мной, вторя моему собственному тяжелому дыханию. От блеска в его глазах во мне все ноет, пульсация такая глубокая и горячая, что я не могу не потереться бедрами о твердый контейнер.
Он хватает Ларри за волосы и откидывает его голову назад.
— Остерегайся, — говорит Грейсон, в его голосе слышится низкая угроза. — Она соблазнительница. Соблазнение — одно из ее талантов. Только посмотри на нее… Разве ты не хочешь ее? Разве ты не жаждешь ее?
Ларри молчит. Но выпуклость на его штанах говорит за него.
Грейсон тяжело вздыхает.
— По правде говоря, Ларри, ты недостоин. Она могла бы сломить твой разум, как ветку, не вспотев, а затем заставить тебя пресмыкаться у ее ног, умоляя ее сделать это еще раз, прежде чем ты перережешь себе горло, просто чтобы прекратить мучения.
Лунный свет просачивается из грязного окна, играя на лезвии, которым Грейсон вертит туда и сюда, назад и вперед.
— Может быть, никто из нас не достоин, — продолжает Грейсон, — но ты, блять, просто букашка на ее сапоге.
Лезвие скользит к горлу Ларри. Его уже всего трясет. Изо рта вырывается бессвязный лепет проклятий и молитв. А пристальный взгляд Грейсона направлен на меня.
Точно так же, как когда ранее я выбирала ключ, чтобы покончить с жизнью человека, Грейсон ждет моего решения. В любом случае Ларри не может уйти отсюда живым. Он знает, кто мы. Он знает слишком много. Он умрет от моей руки или руки Грейсона.
Или от обоих.
Я спрыгиваю с контейнера и направляюсь к Грейсону, притягиваемая к нему, как свет к черной дыре. Но в моем случае я — доброволец — его гравитационное притяжение захватило меня охотно.
Когда я останавливаюсь напротив него, жертва оказывается зажата между нами, а Грейсон возвышается надо мной. Лицо с резкими чертами подчеркивает контрастирующую красоту. Мой возлюбленный, мой дьявол. Я кладу руку поверх его и, не отрывая взгляда от его глаз, провожу клинком по горлу насильника.
Убить нелегко. Для этого требуется сила. Я крепко и твердо сжимаю руку Грейсона, когда вонзаю клинок еще глубже, рассекая
Меня осеняет. Грейсон никогда ничего не делает импульсивно. Выбор жертвы, необдуманное убийство, склад. Выбор всегда делала я, но он так и задумал.
Меня превратили в убийцу против моей воли, и Грейсон освобождает меня от этого опыта. Воспроизводя его, делая его нашим.
Я захвачена, одурманена. На мгновение на лице жертвы появляется выражение шока, прежде чем на шее появляется темно-красная линия. Капли крови стекают по горлу, а затем бурная река проливается на его грудь. Влажное бульканье эхом разносится по замкнутому пространству.
Тепло разливается по тыльной стороне руки. Влажный жар крови. В воздухе витает медный туман, запах убийства действует как афродизиак.
Я наблюдаю за нашей жертвой, а Грейсон наблюдает за мной. Я чувствую, как его взгляд сверлит меня, следя за каждым движением, каждой реакцией.
Грейсон отпускает тело, и оно оседает на пленку. Он, не задумываясь, позволяет жертве бесцеремонно упасть. Мой взгляд скользит вверх, и когда я смотрю ему в глаза, меня охватывает мука голода. Боль нарастает, ненасытная, требующая утоления. Когда Грейсон обходит лужу крови, сверля меня взглядом, эта боль проникает глубже, заставляя выгнуться.
Он преследует меня, как охотник, словно он умирает с голоду, и роняет клинок, прежде чем схватить меня за бедра и поднять на руки. Я уже так близко. Дрожащая, на грани, едва способная удержаться за его плечи, пока он направляется к контейнеру.
Его движения первобытны. Продиктованы нуждой. Он кладет меня на стальную поверхность и задирает юбку, пальцы оставляют за собой красный след. Юбка и трусики оказываются сдернуты с бедер одним быстрым движением.
Он не спрашивает — ему это не нужно. Ему не нужно спрашивать, возбудило ли меня наше убийство, он получает ответ, когда пробует меня на вкус, тело без слов дает ему знать. Наше общение за пределами простого разговора. Наше желание можно утолить только необузданной чувственной плотью и кровью.
Как только он оказывается меж моих бедер, его рот накрывает мой, и меня охватывает неутолимая жажда. Резкий пульс усиливает боль, боль настолько приятную, что я стискиваю зубы, в то время как каждый мускул во мне сокращается, а лоно сжимается в ожидании, когда его наполнят.
Грейсон поднимает взгляд, одновременно вкушая меня и наблюдая, как на меня накатывает волна. Я ломаюсь от одного щелчком языка, слишком возбужденная, чтобы сдержаться. Но этого недостаточно. Совсем не достаточно. Оргазм только усиливает потребность чувствовать его внутри себя.