Темное дело (сборник)
Шрифт:
Я даже ахнул.
— Эва! — проговорил я. — А зарплату свою в фонд помощи беженцам не пробовал отдавать?
— Это разные вещи.
— А когда месяцами выплаты задерживали — не переживал, что ли, бессребреник ты наш?
— Не передергивай, Гриша, — как-то беззащитно попросил Костя, и мне стало стыдно.
Он был искренен в своем негодовании, я первый кто должен был это понять.
— Ну хорошо, — сказал я и обратился к Рябининой. — Ну, а что скажет уважаемая сыщица?
Все так же глядя в потолок и не меняя выражения
— Гасите свет. Спать хочется.
3
Все было без изменений до той самой поры, пока не объявились эти открытки.
Туровский уже просто смеялся.
— Нет, это же верх безвкусицы! — восклицал он. — Да еще с Новым годом поздравляет! Что за мудака земля носит, а?
— Не земля, а лодка, — возразил я ему.
— Один хрен — мудак! — махнул рукой Туровский.
Я зашел к нему в каюту, чтобы спросить, что он думает об этих открытках, которые получили Вероника с Вячеславом Сергеевичем, Абдулов и Блудов. Последний рассказал об этом Косте, а тот — нам с Рябининой.
— Ну, что ты думаешь об этом? — спрашивал я распорядительного директора.
— А что мне об этом думать? — вздыхал тот. — Ничего я не хочу об этом думать. Я не я и лодка не моя. Слышал, что власть переменилась?
— Максим, — пытался я его как-то урезонить. — У кого лежали эти открытки? Я так понимаю, что это те самые открытки, которыми вы в числе прочих подарков хотели поздравлять участников круиза. Я прав?
— Прав, — ответил Туровский. — Но их мог взять кто угодно. Дверь моя открыта все время, и лежало это все время здесь. Я не держу в каюте ничего такого, что могло бы привлечь чье-то высокое внимание. Любой может зайти и взять — от горничной, которая убирает, до Прищипенко.
Едва он успел произнести знаменитую фамилию, как ее обладатель вырос на пороге.
— Что это такое?! — не успев войти, заверещал он, потрясая открыткой. — Что это такое, я вас спрашиваю?!
Туровский устало вздохнул:
— Это открытка, — ответил он.
— Это у вас шутки такие?! — продолжал метать молнии депутат.
— Послушайте, — поспешил я на помощь Максиму. — Вы же понимаете, что Туровский здесь не при чем. Он сам в недоумении. Вы могли бы помочь расследовать все эти странные дела, что у нас творятся, а не нагнетать обстановку.
— Не вам меня учить, Лапшин, что мне делать, а что нет, — заявил этот государственный деятель, но тут же сориентировался. — Ладно, как я понял, вы не в силах мне что-либо объяснить, это ежу было понятно с самого начала, и я действительно готов вам помочь.
Я выругался про себя последними словами. Надо же было так лохануться. Теперь он просто житья не даст.
Прищипенко стал мерить каюту Туровского длинными, несоразмерными с его ростом шагами. Мы молча за ним наблюдали.
Наконец, он остановился и в недоумении посмотрел на нас:
— Ну? — сказал он. — Что же вы молчите?
Мы с Туровским переглянулись. Затем Максим осторожно спросил его:
— А… что мы должны говорить.
— Как? — поразился он. — Введите меня в курс дела!
И мы снова переглянулись. Туровский беспомощно пожал плечами, и я понял, что его надо спасать.
Я глубоко вздохнул и начал:
— Господин депутат! — мой голос звучал как призыв к помощи. — С самого начала круиза на нашей лодке творятся самые невообразимые вещи.
Я вдруг испугался, что он понимает, что над ним смеются, и повнимательней к нему присмотрелся. То, что я увидел, чуть не повергло меня в шок.
Депутат Прищипенко слушал меня с таким видом, будто находился в собственном кабинете. Он надул щеки, выпятил губы, задумчиво уставился в одну точку — само внимание. Именно так, понял я, выслушивает он тех, кому посчастливится добраться до его высокого внимания. Именно так он вершит судьбы несчастных.
Я поймал себя на мысли, что довольно долгое время молчу, а Прищипенко с удивлением смотрит на меня.
— Ну вот, — спохватился я. — Сначала, как вы знаете, уважаемый депутат, от инфаркта скончался участник круиза, некий Роман Левит. Вы познакомились с ним за пятнадцать минут до его смерти, — не преминул я ввернуть это обстоятельство.
— Да, да, — нетерпеливо проговорил он, — дальше, дальше.
— Вот, — кивнул я, — а дальше сердечные приступы произошли еще с двумя людьми. Потом было это странное объявление, которое слышали все, и вы в том числе.
— Да, — кивнул он тоже. — Возмутительно…
Что именно возмутительно, он уточнять не стал — и так все вроде понятно.
— Потом исчез один из тех, кто испытал сердечный приступ, и это серьезно нас беспокоит, — продолжал я.
— Почему? — вскинул он на меня глаза.
— Ну как? — развел я руками, — мало ли какие рецидивы может вызвать этот странный сердечный приступ?
— Почему странный? — деловито осведомился он.
Мне всегда было интересно: он от рождения глупый, или это государственная служба делает людей такими?
Я ответил:
— Мы же не знаем, действительно ли это был сердечный приступ, или это результат действий маньяка, который способен на все?
— Ага, — сказал Прищипенко.
— А теперь — эти открытки, — подвел я итог. — Зачем это нужно нашему маньяку?
Прищипенко глубокомысленно покивал и сказал:
— Ну что ж. Все ясно.
— Ясно?! — восхитился я. — Завидую.
— Завидуете? — быстро посмотрел он на меня, чувствуя подвох. — Чему?
— Как — чему? — улыбался я, пожирая его глазами. — Я только вам рассказал, как все было, а вам уже все ясно. Вот что значит быть государственным деятелем!
Прищипенко внимательно смотрел на меня, пытаясь понять, насколько я искренен. Я широко ему улыбался, и он посмотрел на Туровского. Тот не разделял моего убеждения и потому откровенно зевал.