Тёмное наследие
Шрифт:
Затем она неожиданно успокоилась и злобно ухмыльнулась.
— Ллос требует верности, — угрожающе произнесла она.
— Само собой, — ответил невозмутимый наемник.
— А исполнение правосудия — дело жрицы.
— Конечно.
Глаза Вирны загорелись — и Джарлакс весь напрягся, опасаясь, что неуравновешенная женщина сейчас бросится к нему. Но вместо этого она прошла к двери и громко позвала брата.
Джарлакс увидел за ней неясный силуэт, потом волшебная завеса подалась и натянулась, пропуская…
Первой в комнату пролезла огромная паучья нога, потом еще одна, затем третья. Следом появился жуткий мутант: до пояса у него было распухшее тело Дайнина, а ниже — ноги огромного черного паука. Его когда-то ясное лицо теперь опухло и ничего не выражало, глаза были пусты.
Наемник
Мутант наконец вошел и послушно стал позади Вирны, которая с улыбкой наблюдала, как неуютно стало Джарлаксу.
— Ллос не потерпит раскола в наших рядах, — сурово сказала жрица.
Если Джарлакс и сомневался ранее в том, что Вирна действует по приказу Ллос, то теперь никаких сомнений не осталось.
Вирна применила к непокорному Дайнину самое жестокое из возможных в мире дроу наказаний, которое могла осуществить только великая жрица, пользующаяся высочайшим покровительством Ллос. Она заменила сильное тело Дайнина уродливыми паучьими формами и превратила его в злобную тупую тварь, которой она могла управлять как хотела.
Дайнин стал драуком.
Часть вторая
ВСЕ МЕНЯЕТСЯ
В языке дроу нет слова «любовь». Самым близким к нему будет «ссинссриг», но оно скорее обозначает похоть или эгоистичную жадность. Конечно, представление о любви заложено в сердцах некоторых дроу, но истинной любви, самоотверженному желанию, иногда требующему самопожертвования, нет места в мире жестокого и опасного соперничества.
Единственные жертвы, известные дроу, — это приношения Ллос, и, уж конечно, они не имеют ничего общего с самоотречением, поскольку даритель молится о том, чтобы получить в ответ что-то большее.
И все же представление о любви не было для меня чем-то совершенно новым, когда я покинул Подземье. Я любил Закнафейна. Я любил Белвара и Клакера. Именно способность и непреодолимая потребность любить погнали меня прочь из Мензоберранзана.
Есть ли во всем мире более неуловимое, более зыбкое понятие? Кажется, люди всех рас просто не понимают, что такое любовь, они отягощают ее прекрасную, сияющую простоту своими предрассудками и непомерными ожиданиями. Какая ирония в том, что именно я, пришедший из не знающего любви темного Мензоберранзана, лучше понимаю ее суть, чем те, кто имеет возможность любить всю свою жизнь.
Но кое-что отступник-дроу не принимает на веру.
Мои частые походы в Серебристую Луну вызвали добродушные подтрунивания со стороны друзей. «Бьюсь об заклад, этот эльф готовится к еще одной свадьбе!» — часто с понимающим видом говорил Бренор, имея в виду меня и Аластриэль, Госпожу Серебристой Луны. Я терплю эти дружеские насмешки, не желая разрушать надежды моих дорогих друзей.
Конечно, мне нравится Аластриэль, и я благодарен ей за доброту, которую она проявила ко мне. Я рад, что она, правительница в нашем часто таком безжалостном мире, отважилась позволить темному эльфу свободно ходить по чудесным улицам ее города. То, что Аластриэль приняла меня как друга, позволило мне выражать свои истинные желания, а не действовать сообразно ожидаемым ограничениям.
Но люблю ли я ее?
Не больше, чем она меня.
Иногда мне нравится сознание того, что я мог бы полюбить Аластриэль, а она — меня и что цвет моей кожи и бремя моего прошлого не могли бы бросить тень на благородную Госпожу Серебристой Луны.
И все же сейчас я знаю, что любовь стала важнейшей частью моего существования, что узы дружбы, связывающие меня с Бренором, Вульфгаром и Реджисом, — необходимая составляющая счастья, которое я когда-либо испытаю на земле.
Но моя привязанность к Кэтти-бри еще глубже.
Искренняя любовь бескорыстна, как я уже сказал, а мое бескорыстие подверглось этой весной суровому испытанию.
Я боюсь за будущее, за Кэтти-бри и Вульфгара и опасаюсь тех преград, которые им придется преодолеть. Я не сомневаюсь в том, что Вульфгар любит свою невесту, но его любовь отягощена чувством собственника, граничащим с неуважением.
Он должен понять душу Кэтти-бри, должен ясно представлять себе, почему вспыхивает огонь в ее изумительных голубых глазах. Именно это воодушевление он и любит в ней и все же, несомненно, будет душить его своими представлениями о месте жены и власти мужа.
Мой друг-варвар победил в себе многое с тех дней, когда его племя кочевало в тундре. Но он должен сделать еще больше, чтобы удержать сердце пламенной дочери Бренора, чтобы не погасить любовь Кэтти-бри.
Есть ли в мире что-нибудь более неуловимое, более изменчивое?
Глава шестая
ПРЯМЫМ ПУТЕМ ВО ТЬМУ
— Я не приму гостей из Несма! — рявкнул Бренор на посланца из Сеттлстоуна.
— Но, король дворфов… — Огромный рыжеволосый детина растерянно переминался с ноги на ногу.
— Нет! — Голос Бренора был непреклонен.
— Лучники из Несма сыграли не последнюю роль в завоевании Мифрил Халла, — быстро напомнил ему Дзирт, стоявший рядом с Бренором в зале аудиенций.
Бренор плюхнулся на свой каменный трон.
— Ты уже забыл, какой прием оказали тебе эти собаки из Несма, когда мы впервые попали на их земли? — спросил он дроу.
Дзирт покачал головой, улыбнувшись своим воспоминаниям.
— Никогда не забуду. — Но по его тону и выражению лица было ясно, что хотя он еще и не забыл, но уже простил.
При виде такого спокойствия своего темнокожего друга гнев дворфа быстро испарился.
— Так ты считаешь, следует разрешить им прийти на свадьбу?
— Раз ты король… — ответил Дзирт и развел руками, как будто из этих простых слов все было понятно. Однако по лицу Бренора было ясно, что он ничего не понял, и не менее упорный эльф быстро развил свою мысль дальше: — Ты обязан быть дипломатом ради своего народа. Несм ведь и важный торговый партнер, и ценный союзник. Простим солдатам города, которому так часто угрожают, их действия при виде темного эльфа.
— Пф, ты чересчур мягкосердечен, эльф, — проворчал Бренор. — И меня за собой тащишь. — Он посмотрел на огромного варвара, очень похожего на Вульфгара, и кивнул. — Ладно, шлите приглашение в Несм, но я должен знать, сколько их будет.
Варвар бросил благодарный взгляд на Дзирта, поклонился и вышел, а Бренор все продолжал ворчать.
— Столько нужно сделать, эльф! — жаловался он.
— Но ты же хочешь, чтобы свадьба дочери была самой пышной из всех, какие когда-либо видели, — заметил Дзирт.
— Хочу, — согласился Бренор. — Она этого заслуживает, моя девочка. Все эти годы я пытался дать ей все, что мог, но… — Бренор развел руками, как бы предлагая посмотреть на свое короткое могучее тело и вспомнить о том, что они не одной крови с Кэтти-бри.
Дзирт положил руку на его крепкое плечо.
— Ни один человек не смог бы дать ей большего, — заверил он Бренора.
Дворф шмыгнул носом. Дзирт подавил смешок.
— Но дел чертова куча! — заорал Бренор, тут же забыв о приступе сентиментальности. — У королевской дочери должна быть достойная свадьба, говорю я, но никто ни в чем не помогает мне!
Дзирт знал причину его бурного недовольства. Дворф надеялся, что Реджис, бывший главой целого цеха и отменно разбиравшийся в этикете, поможет ему организовать все как следует. Вскоре после прибытия Реджиса Бренор заверил Дзирта, что больше не о чем беспокоиться, что «Пузан сделает все, что нужно».
Но Реджис, взвалив на себя множество обязательств, ни одно из них не выполнил так, как хотел Бренор. Дзирт не знал, случилось ли это из-за неумения хафлинга или виноваты были завышенные требования Бренора.
Примчавшийся дворф вручил Бренору двадцать свитков с вариантами расстановки столов в большом обеденном зале. Следом за ним явился второй, неся кипу вариантов меню для пира.
Бренор только вздохнул и беспомощно посмотрел на Дзирта.
— Ты справишься, — утешил его дроу. — А Кэтти-бри все равно будет считать, что это самый лучший праздник из всех. — Дзирт собирался было продолжить, но сам себя остановил, и озабоченность на его лице не укрылась от глаз Бренора.
— Беспокоишься за девочку, — заметил наблюдательный дворф.