Тёмное сердце ректора Гордеева

фон Беренготт Лючия

– Тихо-тихо, не падай! – увидев, вероятно, как я побледнела, Элька схватила меня за плечо и заставила прислониться к спинке стула. – Ничего страшного, выкрутимся… В конце концов, там еще люди будут… Не в кабинет же к нему идешь…

Это меня немного утешило.

Предоставив подруге придумать за меня отмазку за столь непростительную наглость, я угрюмо хлебала кофе и ковырялась в пироге вилкой.

Нет мне никакого спасения, все отчетливее и отчетливее понимала. Ничем я не смогу оправдать свое поведение – в любом случае это

будет выглядеть либо как пранк, либо как попытка соблазнить. И то, и другое наказуемо вплоть до исключения.

Чтобы хоть как-то подбодриться, я попыталась вспомнить, чем заканчивались истории студенческих конфликтов с Горынычем… Лучше бы я этого не делала! Одного товарища – с пятого курса – даже с полицией забрали накануне выпуска в прошлом году! Якобы за нападение на ректора, а на самом деле за то, что в порыве злости вырвал из его рук бумагу с отказом отпустить в академический отпуск. И порвал ее у него на глазах.

Уж не знаю, что там было написано, в этой бумаге, и по каким причинам Горыныч отказался подписывать вполне себе оправданный отпуск по семейным причинам, но лучше бы Алексеев проглотил отказ молча. Потому что мало того, что пришлось переводится в другой вуз, еще и дело уголовное в полиции завели.

Я судорожно вздохнула.

Интересно бы узнать, как он поступает с обычными пранкстерами…

Хотя нет, лучше не знать.

– Придумала! – взвизгнула вдруг Элька. – Ты сделаешь вид, что за что-то ему благодарна и бросишься его обнимать. Быстро поцелуешь и извинишься – скажешь, что тебя просто унесло от счастья.

– Эммм… – промычала я, не совсем зная, что сказать. Предложение звучало глупо, конечно, но всё же лучше, чем падать в обморок или делать вид, что хотела поцеловать кого-то другого. – А за что я могу быть ему благодарна?

За что вообще можно быть благодарной этому типу? За то, что знаю его уже больше года, а еще ни разу ко мне не прицепился? Спасибо, конечно, но вряд ли он оценит, если я брошусь в благодарность к нему в объятия. Не говоря уже о том, что то счастливое время, когда ректор меня не замечал, безвозвратно закончится в этот самый момент.

Элька, сосредоточенно нахмурила лоб, тоже пытаясь вспомнить, за что можно быть благодарной нашему местном монстру.

– Батареи! – наконец, провозгласила она.

Я тут же кивнула, вспомнив о том, что да – по его приказу к нам в общежитие провели, наконец, новые, современные, качественные батареи, которые не будут так отчаянно течь, трескаться и сушить воздух. И отключаться для технических работ каждые две недели во время двадцатиградусного мороза тоже не будут.

Правда установили эти батареи под самое лето, после многомесячной борьбы с администрацией академии, но все же установили. И теперь в октябре, в ожидании скорых морозов, вполне можно было господина ректора за них поблагодарить.

Я застонала, уронив голову на руки.

– Представляю, как я буду выглядеть…

– Неважно,

как ты будешь выглядеть, – отрезала Элька. – Главное, что хоть какая-то причина будет твоему поцелую. Лучше пусть это выглядит глупо и необдуманно, но не пранком. Потому что пранка он не потерпит. Как и попытку соблазнить.

На том и согласились.

На утреннюю пару я шла как на похороны, хотя в принципе информатику люблю и лектора Анатолия Андреича Васильченко всегда слушала с большим интересом.

Еще в главном холле общаги встретила Буркову, которая, судя по всему, принимала ставки на то, что должно было произойти. Во всяком случае, при виде меня окружающие ее местные «королевы» принялись старательно отворачиваться, захихикали в кулачки, и мне даже показалось, что промеж ними мелькнули деньги, которые Буркова, уловив мой взгляд, быстро спрятала в карман.

Интересно, на что они ставят?

Поцелую или нет? Выгонят меня после этого или нет? В любом случае, если все знают, из-за чего я должна сегодня облобызать ректора, шансы на то, что он об этом не узнает, падают в ноль.

Так может и не притворяться? Какой смысл разыгрывать комедию с батареей?

По дороге в главное здание я успела посоветоваться по этому поводу с Элькой, но подруга была непреклонна – даже если до Горыныча и дойдет, вреда от него, остывшего, будет гораздо меньше, чем от разгневанного.

 – Подойдешь к нему после всех, скажешь – какой вы, Демьян Олегович, замечательный руководитель, что решили для нас эту проблему, мы так страдали от этих древних батарей, нам так было холодно, так мокро… Мы ведь страдали? Вот вспомни сейчас – страдали?

Я послушно покивала – действительно вспоминая, какой ужасной из-за этих батарей была зима, и как мы постоянно должны было подкладывать под протекающую секцию тряпки, а когда уезжали надолго, то и посуду подставлять…

– Вот! – Элька удовлетворённо улыбнулась. – Вот про это и думай, когда подойдешь к нему… Слезу можешь пустить, чтобы казаться искренней. А потом ррраз – и бросилась ему на шею. Спаситель мол вы наш! Герой и покровитель! Чмокнула по-быстрому и бегом оттуда!

С этими словами мы подошли к двери лекционного зала. Я тяжело и вымученно вздохнула.

– Если он меня убьет…

– Я сделаю объявление в соцсетях и заберу твой планшет, – заверила меня эта мелкая зараза.

И толкнула внутрь.

Глава 3

Все лекцию меня трясло, и головой я была до такой степени не в теме, что, если останусь после сегодняшнего опасного предприятия жива, то придется переписывать у Эльки конспект.

Хорошо, что Буркова еще не всем успела растрепать о том, на что я подписалась чтобы не платить ей проигранные двадцать тысяч – кроме пары приближенных к нашей «королеве», никто на меня не смотрел и моего взвинченного состояния не замечал.