Темное солнце в её руках
Шрифт:
Поэтому смиренно выпил лекарство, не ощутив и доли того удовлетворения, но кое-что все же произошло. То ли вместе с недавним «пиршеством» доза оказалась превышена, то ли еще что, но… Я слышал шаги смуглолицего Вейдена, даже когда он покинул мои покои.
Я слышал стук крылышек мельчайших насекомых, что любили гнездиться в циклониях, увивающих колонны. Шорохи с крыш, а рокот водопада стал мешать сну.
Дождусь следующего приступа и больше никогда не превышу норму. Не стоит играть с неизведанными силами, или, если верить северной
Кто бы меня ни проклял, я не пойду по пути искушения, не превращусь в чудовище.
Тем вечером я, как обычно, писал новую главу своей книги, уже понемногу привыкая к скрипу пера по бумаге, как услышал разговор.
– Я проведу Вас, миледи, никто не увидит, – донеслось из глубины коридоров, и я обратился в слух.
– Благодарю, Майл, – главный погонщик Майлерис?! И обращалась к нему моя матушка…
Они куда-то пошли, и я выскользнул из покоев, ориентируясь на шаги. Поистине колдовское умение, я еще умудрялся не путать их с другими. Например, с шагами многочисленных слуг.
След оборвался у ничем не примечательной стены с барельефом – хм, неужели тайный ход? Мы с Фелом знали о многих, но, видимо, не обо всех.
Приложил ухо, постучал и… обнаружил пустое пространство по характерному звуку.
Методом проб и ошибок нащупал замаскированный рычаг и почти побежал, чтобы не отстать.
Догнал и замедлил шаг. Мать и погонщик Майлерис шли быстро, словно боялись быть обнаруженными. Гхар побери, они использовали тайный ход и вообще скрывались! Поневоле всплыли слухи о старой истории времен отцовской юности. Тогда его первая жена сбежала с придворным погонщиком, неужели история повторяется? Не желаю в это верить!
Это попросту невозможно, я не переживу еще и такое. Любовь родителей была для нас с братом незыблемым идеалом, путеводным светом в хитросплетениях жизни. Надеждой, что и нам посчастливится встретить свою идеальную пару, идеальную для каждого из нас, и, возможно, абсолютно несовершенную для кого-то другого.
Конечно, я бы ни за что в таком не признался, особенно Фелу, но в глубине души кто не мечтает о большой и чистой любви? Даже циничный братец, высмеивающий каждую романтическую линию в моих книгах. Просто он еще больше стыдится проявления искренних чувств.
Совершенно некстати вспомнилось девичье лицо, обрамленное мягкими светлыми волнами, и тихий, уверенный голос – «Ты ни в чем не виноват».
Как бы там ни было, Милораде будет лучше подальше от меня, в следующий раз я могу и не сдержаться.
Тем временем впереди показалась решетка, выходящая куда-то наподобие заднего дворика, с уютными кустарниками, скамьей и фонтаном.
Неужели романтическое свидание?
– Я подожду Вас, миледи, – голос Майлериса.
– Не стоит, Майл. Назад я дойду сама.
– Но, миледи… В Вашем положении…
– Ступайте, лорд Майлерис, – голос матери был тверд, и снарр двинулся… к решетке, за которой стоял я!
Еще немного, и мы столкнемся. И не миновать неловкого разговора. И, похоже, это все-таки не свидание. Хоть в чем-то на сердце отлегло.
И вот тогда… произошло нечто, чему я не сразу нашел объяснение. Только я стоял в темноте туннеля, и вот склоняюсь за розоватым кустарником, опираясь на колено. Восемь ярдов расстояния, и я совершенно не помню, как их преодолел!
– Здесь сквозит, миледи, – отметил Майлерис, – не задерживайтесь.
Теперь мне было хорошо видно, как мать склоняется над статуей некого юноши, увитой цветами. Ее я и принял за декоративный фонтанчик – подобные часто украшали залы и комнаты во дворце.
– Здравствуй, Роб, – проговорила императрица едва слышно – для всех, но не для меня.
Чуть раздвинув ветви кустарника, я увидел и то, что не заметил ранее – в руке она держала белые розы – знак траура и печали. В этот момент они легли у подножия статуи.
– Уже двадцать семь лет прошло, как ты ушел на Серебряные поля. Говорят, время лечит, но с каждым годом я все больше увязаю в пучине воспоминаний. Будто магия какая, смешно? А ведь я даже не давала тебе той любви, что ты заслуживал. Может, я чувствую вину за свою молодость, я ничуть не изменилась с тех пор, а твой прах давно развеян по ветру. Никто не должен умирать в двадцать пять лет. Никто! Солгала бы, что друзья тебя помнят, но Лили угодила в дом терпимости, а затем в монастырь, о ней давно ничего не слышно. Бретт уехал далеко… Может, их тоже нет в живых? Время беспощадно, но особенно жестоко к тем, кто остался в живых. Мне так больно, Робин. И этой боли нет выхода. У моей лучшей подруги Даны все больше морщин, даже зелья не способны повернуть годы вспять. Прости, Роб… И я так боюсь за Ленса.
Если до этого я сидел, как пришибленный, и не понимал, как реагировать на услышанное, но теперь сердце отозвалось вполне определенно – шум крови загудел в ушах.
– Он взрослеет, ему становится тесно во дворце, – продолжала мать, пальцем выводя круги на мраморе, – он хочет узнать мир. Подскажи, как мне защитить Ленсара?
Интересно, почему она не волнуется за Фела, который и учинил бучу с перемещением в Большие Лопухи, за его силу? Значит ли это, что я куда большая проблема? Должно быть, учитывая мое проклятие. Даже темперамент братца его не перекроет. И кто этот Роб, старый друг? Парень, до встречи с отцом?
– Мои дети растут так быстро. Кажется, только вчера мы бегали наперегонки с маленьким Ленсом, только вчера он качал люльку брата… – что, постойте?! Как такое возможно, если мы близнецы?! – а сейчас они думают о девочках. Мне страшно, что они наделают ошибок.
Это она о Милораде? Но они даже не виделись! Гордый егерь отказался от приема в его честь.
– Прости, что прихожу сюда и тревожу твой покой. Спи спокойно, Робин Мастерс. Да будут к тебе ласковы серебряные поля.
Мать медленно поднялась и, подобрав юбки, пошла прочь, к тоннелю.