Тёмное солнце
Шрифт:
Путешествие продолжалось. Темный Зверь вновь и вновь пересекал сияющее небо, так неспешно, словно впереди у него была вечность. Слуш учил всех желающих своему языку.
Но однажды утром, когда путники шагали по лесной тропе, случилось то, чего все они так долго опасались.
Ничто не насторожило их; ни люди, ни звери не заметили ловушки. Просто сверху рухнула огромная сетка, покрытая листьями. Тщетные попытки освободиться быстро прекратились — пленных, скаля зубы, обступили охотники цимманбул.
29
— По крайней мере они нас не убили, — сказала Вана. — Хотя, может быть, мы об этом еще пожалеем.
Все они сидели в единственной комнате крохотной рубленой избушки, заметно выделяющейся среди бамбуковых хижин. Деревня, окруженная высоким палисадом, стояла на вершине утеса, нависающего над бурным морем и песчаным пляжем, где рыбаки держали свои лодки. Слуш уверял, что деревня специально расположена на возвышении для защиты от цунами.
Взрослые цимманбул расписывали свои тела разнообразными узорами: красными и зелеными полосами, шестиконечными звездами, свастикой внутри круга. Слуш немедленно сообщил своим невольным слушателям, что перед ними древние символы, которыми еще первобытные люди покрывали стены пещер и своих жилищ. Смысл этих знаков давно был утерян, и каждое племя использовало их на свой манер.
— Твои символы не выведут нас отсюда, — с кривой усмешкой сказал йотль.
— Как знать? — отвечал ему арчкерри. — В умелых руках знание может оказаться силой.
Единственный путь на свободу преграждала массивная бревенчатая дверь, закрытая снаружи на огромный засов. Окна были столь узки, что в них не пролез бы и ребенок. Под каждым окном стоял воин цимманбул, а дверь охраняли сразу двое.
Деревня жила своей обычной жизнью: на улицах резвились играющие дети, женщины готовили еду и сплетничали, а мужчины время от времени приносили им рыбу, плоды или пойманную дичь, после чего отправлялись за новой добычей.
На бамбуковом кресле перед своей хижиной восседал шаман. На его голове возвышалась повязка из птичьих перьев, а на шее болталось багровое с прозеленью яйцо души на кожаном шнурке. Из одежды на нем была клетчатая черно-белая юбка и кожаные браслеты с бахромой, нацепленные на ноги под самыми коленями. Тело, покрытое ритуальными узорами, блестело от втертого жира.
На утоптанной земле под ногами шамана лежало шесть коротких палочек. Время от временами он наклонялся, подбирал их, затем принимался трясти погремушкой из тыквы-горлянки и завывать, после чего подбрасывал палочки высоко в воздух и внимательно разглядывал, какой узор они образовали при падении.
Пленники провели в этой комнате уже три ночи. С ними хорошо обращались и сытно кормили; кроме женщин и детей, никто их не бил. Нужду они справляли в большое бамбуковое ведро, которое цимманбул регулярно опорожняли и ополаскивали чистой водой. Время от времени им даже разрешалось выйти наружу размять ноги, но только поодиночке и под охраной.
Каждый день к ним приходила одна и та же женщина и учила их языку цимманбул. Стоя под окном, она по очереди показывала разные предметы и повторяла их названия. Со временем пленники научились подражать ее попискиваниям.
Слуш, разумеется, мог только гудеть, так что женщине приходилось самой постигать его манеру общения.
Вначале Джум и Эджип не находили себе места, когда хозяева вдруг начинали издавать тонкий писк, но со временем они смирились с этим чудачеством.
Шаман большую часть дня проводил в своем кресле, подбрасывая палочки. Изредка он вставал и уходил по своим загадочным, но без сомнения темным, делам. В его отсутствие местные дети набирались храбрости, подбирались к окнам и заговаривали с пленниками. Это тоже способствовало пониманию чужого языка.
Однажды воины привели в деревню пойманного охотника из другого племени. Его тело было покрыто незнакомыми знаками.
Пленный был посажен под замок в бамбуковую хижину и провел там десять ночей. Шаман часто брал деревянную клетку с гигантским светлячком и заходил поговорить с ним.
Наконец чужака вытолкали на улицу и заставили стоять неподвижно. Вокруг собралась вся деревня. Цимманбул били в барабаны, дули в дудки, звенели струнами, натянутыми на черепаховый панцирь, пели, плясали и по очереди обмазывали тело пленника черной грязью.
Наконец его связали по рукам и ногам, погрузили на носилки и торжественно понесли прочь. Толпа двинулась вслед за процессией. Деревня опустела, в ней осталось лишь несколько воинов, сторожащих пленников.
Через семь ночей цимманбул вернулись. Воины перевернули носилки, и на землю высыпалась кучка костей. Шаман подобрал череп и унес в свою хижину, а жители деревни развели огромный костер и с бурными криками побросали все кости в пламя.
— Обратите внимание, — сказал Слуш, — грудинная кость пробита насквозь, как и верхушка черепа.
— И что это означает? — спросила Вана.
— Не имею ни малейшего представления. Полагаю, скоро значение этих отверстий станет понятно. Полагаю также, что нам это не понравится.
Помолчав, он добавил:
— Но если цимманбул намерены нас убить, с какой целью они кормят нас и обучают своему языку? Я не вижу логики в их поведении. Вероятно, мы упускаем из вида что-то важное. Насколько мне удалось разобрать писк пленника во время церемонии, он говорил на том же языке, что и остальные. Возможно, жертва перед смертью должна произнести некие ритуальные фразы? Это многое объясняет…
Как вскоре выяснилось, его предположение оказалось неверным. Цимманбул учили их своему языку из чистого любопытства. Как только пленные освоили основы чужой речи, Тучный Бык — так звали шамана — обрушил на них град вопросов. Откуда они пришли? Какие обычаи в их племенах? Что они делают так далеко от дома? Что за странный лиственный бог с ними путешествует? Или, возможно, это демон?
Казалось, цимманбул не находят ничего необычного в том, что в их руки мог попасться настоящий бог. Удивленный этим обстоятельством, Слуш начал расспрашивать Тучного Быка об отношениях его племени с богами.