Темное время суток
Шрифт:
– Не советую, – бросил Кадилов. – До заправки еще минут двадцать.
Бросив взгляд на карту, Рамон свернул на широкий проспект, ощеренный десятками потухших фонарей, облезлой рекламой и пыльными манекенами в разваливающейся одежде. Сквозь треснувшую мостовую тротуаров пробивалась трава. Заходящее солнце расстелило длинные тени, и среди них Рамон вновь заметил фигуры.
Поворот.
Шевельнулся Леа.
– Что, приехали?
– Почти, – ответил Рамон.
– Мужики, – спохватился Ефимыч. – А ведь жрать
– Вот доберемся до станции… – начал Леа.
Кадилов хмыкнул.
– Держи карман. Хоть бы там бензин остался.
Бульвар, чернеющие кроны лип и каштанов.
Поворот.
– Давайте отрежем Сусанину ногу, – предложил Ефимыч.
– Не надо, не надо…
Рамон включил фары.
Вырулив на окраины, он расслабился. Кольцевая, затем выезд на шестьдесят четвертое шоссе, мост и та самая укромная заправочка. Все.
Он прибавил газу.
Кадилов закурил.
– Достал ты, Ефимыч.
– Спокойно, Никита. Со мной не пропадешь.
Справа тянулся частный сектор и гаражи, слева – недостроенные коттеджи с прилегающими огородами. Еще дальше – зубчатая стена леса. Солнце, залив напоследок расплавленным металлом пыльные стекла деревянных изб, ухнуло в небытие.
– Здравствуй, ночь, – сказал Рамон.
Выглянула луна.
Полная.
Тени срастались, захватывали пространство и время. Отгрызали его у дня кусок за куском.
Облупившийся жестяной прямоугольник с перечеркнутой надписью «Ильинск». На русском языке.
Поворот.
Мост: впечатанные в вечернее небо конструкции, чугунные перила, отрезок двухполосной автострады…
– Вот она, – Кадилов толкнул Рамона в плечо.
«Чероки» сбавил скорость и плавно подкатил к заправочной станции.
Ряд автоматов с притороченными щупальцами шлангов и атавистическими указателями цен, будочка заправщика, а чуть поодаль – отделанный сайдингом магазин. И уж совсем непривычное для славянских мест явление – мотель. Длинная приземистая постройка в виде буквы «Г», имеющая ряд окон и дверей, вплотную примыкающая к магазину. С плоской крышей.
Первое, что бросалось в глаза – яркие квадраты витрин.
Электрический свет.
Рамон заглушил мотор. Посигналил. Истошный вопль клаксона промчался над безлюдной парковочной площадкой и умер в крепчающих сумерках.
Никто не вышел.
Ноль реакции.
– Заправляйся, – предложил Леа, – и вали отсюда.
Рамон улыбнулся.
– Через город?
Ефимыч молча взял обрез и выбрался из машины. Прибор ночного видения делал его похожим на странное рогатое животное. Вдалеке, на пределе слышимости, громыхнуло.
– Туча, – констатировал Леа.
– Может стороной пройдет.
Китаец пожал плечами.
Кадилов, повозившись с заправочным автоматом, безнадежно махнул рукой. Отвернулся от налетевшего ветра, чиркнул спичкой. Обрез был зажат у него под мышкой.
Рамон опустил боковое стекло, и в салон пахнуло свежестью. Затем Ефимыч раскурил «беломор».
– Ну? – спросил Рамон.
– Заблокирован. Из будки.
Рамон посигналил еще раз. Внутри копилось раздражение.
– С востока идет, – сказал Кадилов, имея в виду фронт. – Прямо на нас.
Рамон включил фары.
– Аккумулятор посадишь.
– Твою мать, Ефимыч.
Снова – сумрак. И противостоящий ему магазин.
Затянувшаяся пауза.
– Никита прав, – раздался вдруг голос Ефимыча. Хриплый, надтреснутый. – Ехать нам некуда. Шоссе перекопано, а возвращаться в город – верный каюк. Здесь заночуем.
Рамон вздохнул.
Любит Ефимыч озвучивать невысказанное.
Небо утробно заурчало, словно репетируя, и вдруг разразилось оглушительным раскатом.
Секунду назад Рамон сидел за рулем, и вот он снаружи, с помповым ружьем, закинутым на плечо. Леа дернулся было следом, но Ефимыч покачал головой: кому-то надо остаться.
Магазин заливал светом край ночи. Льдистым пламенем полыхала неоновая вывеска. «КАФЕ». Рамон толкнул стеклянную дверь и вошел первым. Снял помпу с плеча, поводил стволом. Вытянутое помещение, три ряда стеллажей и настенные полки, уставленные консервами, трехлитровыми банками с компотом, минеральной водой, спичками, хлебом, молоком, ящиками с гвоздями и шурупами.
Рамон двинулся вдоль ближайшего ряда. Силуэт Кадилова, слившийся с вечерней мглой, скользил за гранью витрины. Впереди показались пластиковые столики, стулья, морозильники для пива и «кока-колы», касса. За кассовым аппаратом – человек.
– Эй! – окликнул Рамон.
Человек поднял глаза. Лысеющий, лет сорока, мужик в серой спецовке с множеством карманов. Узкие плечи, длинные руки. Правая – под стойкой. Рамон ухмыльнулся. Помпа смотрела точно в грудь чувака.
– Бабки считаешь?
– Работа.
– И как?
– Неплохо.
– Бумажки еще в ходу.
– Как видишь.
Отвечает спокойно. Чувствует себя хозяином положения.
– Где Матей?
Их разделяла дистанция в десять шагов. Промахнуться сложно. И одному, и второму. Но рядом, за стеклом, стоял Ефимыч. И держал обрез. Приличный аргумент в споре.
– Я Матей.
– Почему я должен тебе верить?
Узкие губы заправщика растянулись.
– Потому что на дворе послезакатье. А я не обернулся. Единственный в городе.
– Тогда покажи руки.
– Что?
– Достань правую руку из-под стойки. И покажи мне.
– И ты загонишь в меня пулю.
– Нет.
– Почему?
– Потому что я иду в Форт. И мне не нужна твоя смерть.
Заправщик поморщился.
– Не годится. Опусти ружье.
– Опущу, – согласился Рамон. – Но в случае чего мой друг продырявит тебя.