Темные игры – 3 (сборник)
Шрифт:
7. Наташа
Она осталась в темноте: ни фонарика, ни зажигалки, ни «коптючек».
И где-то в этой тьме был Леха с ножом. Упорно преследовал ее. Наташа надеялась: кровопотеря сделает свое дело, он упадет и больше не встанет… А он не падал, упрямо тащился за ней. Шел без света, ступал осторожно, но Наташа слышала шаги.
А ведь казалось: она выиграла, и теперь самая главная задача – не сблевать Лехе в трусы, разило оттуда так, что вонь близкого скотомогильника отступила на второй план. Наташа знала, что и от нее несет не лучше: воду,
Он заговорил – и весь просчитанный план Наташи рассыпался, и ощущение победы исчезло, и остался только вонючий хер у нее во рту.
Она стиснула зубы. Рефлекторно, не задумываясь о последствиях.
Позже, убегая во тьме, сообразила: так даже лучше, новый расклад всех устроит, плевать, что мужское мясо жестче, чем женское.
Но сначала он должен сдохнуть от кровопотери. А до того не должен зарезать Наташу. Однако Леха был упрям и никак не хотел подыхать…
Она вновь упала, как падала уже несколько раз, но падение показалось странно растянутым, замедленным.
Голова хрустко приложилась о твердое. Наташа так и не сообразила, что к крысиному уступу ее пригнал не Леха – ее собственный страх, превращавший в звук шагов грохот пульса в ушах.
Сознание она не потеряла. Лишь тело стало ватным, бессильным. В щеку ткнулась крысиная мордочка – мягкая, щекотная, даже нежная. Наташа поняла, что надо вскочить, полтора метра – ерунда, подтянется, вскарабкается… И осталась лежать, как лежала.
8. Мила
Епифан не преувеличивал, говоря про Милиного папу. Тот действительно мог многое, и поставил на уши всех, когда после недели поисков в катакомбах стало ясно: Саблино – ложный след.
Прошерстили все станции по всем железнодорожным веткам, куда можно было доехать из Рыбацкого. Не сразу, но сыскались свидетели, видевшие, как шестеро сошли с платформы и двинулись через поля.
Дальнейшее стало делом техники – эмчээсовской, и строительной, и военной – мобилизованной на спасательные работы.
Мила звуки работ игнорировала. И ворвавшиеся в пещеру яркие лучи фонарей проигнорировала. И людей в измазанных спецовках.
Она сидела у костра, осоловевшая от сытости. Воняло подгоревшим мясом, – коптить его впрок Мила толком не умела.
Сидела и блаженно улыбалась: еды много, еды хватит на всю жизнь и даже еще останется.
23.11.2017
Две точки зрения на переселение душ
1. Извне
Детская кроватка роскошная… Со всеми современными наворотами: может изменять глубину по мере роста малыша, и форму тоже, превратившись из круглой в овальную, и снабжена вращающимся «мобилем» с набором забавных игрушек, и прочая, и прочая… И никаких ДСП, разумеется: настоящее цельное дерево, причем не их дешевых, – карельская береза… Хорошая древесина, прочная.
Удар!
На древесине появляется глубокая вмятина, но кроватка выдерживает. Бутылка с виски тоже выдерживает – эксклюзивная ограниченная партия, толстое фигурное стекло, уронишь на пол, хоть бы и на каменный, – не разобьется. Хорошо иметь возможность покупать дорогие и прочные вещи… Но иногда, если возникает душевная потребность что-то разбить и разломать, – случаются такие накладки.
– Сережа… – В дрожащем женском голосе смешалось множество эмоций, но главная из них – страх.
Импозантный мужчина лет пятидесяти не слышит. Или не обращает внимания. Резко дергает пробку, – не столько отвинчивает, сколько срывает с резьбы, припадает губами к горлышку. Благородный продукт кентуккийских винокуров проливается на дорогой костюм, на сорочку. По назначению тоже попадает немало…
– Сережа…
Мужчина, подкрепившись, вновь принимается за кроватку. Теперь он бьет ее ногами. Остервенело, бешено. Продукция итальянских обувщиков более успешна в борьбе с карельской березой, чем изделие стеклодувов. Дерево с хрустом ломается, мобиль с жалобным звуком улетает куда-то в сторону. Кровать повержена, и тайфун вандализма меняет вектор: под атакой игрушки, их в детской множество, – новеньких и дорогих, не распакованных. Теперь некоторые покидают коробки силой обстоятельств, вылетают из них от ударов ногами. Другие гибнут, как были, в упаковках.
Потенциальных объектов для разрушения остается все меньше.
– Сережа…
Других слов не осталось, пропали, попрятались от страха, потому что импозантный мужчина сейчас страшен… С такими лицами убивают, не задумываясь. Мужчина слетел с резьбы, как пробка с бутылки виски.
Женщина на вид вдвое моложе. Лет двадцать пять, двадцать шесть… А месяц – примерно восьмой. Тоже на вид.
Мужчина с бутылкой – ее муж. И отец будущего ребенка… По крайней мере до недавнего времени он считал именно так.
– Сережа, нам надо поговорить…
Другие слова наконец-то нашлись… Они словно переключают триггер в голове мужчины. Эпидемия разрушений прекращается, занесенная нога опускается без удара. Взгляд на бутылку, – в ней осталось не больше четверти, по ходу дела мужчина еще пару раз прикладывался, но куда больше расплескал, размахивая бутылкой без пробки.
Резкий взмах! – почти небьющаяся емкость разбивается-таки, – коричневая клякса на детских обоях, с нее опадают осколки стекла, языки жидкости тянутся вниз, от одного веселенького зверенка к другому.
– Не-е-е-е-ет, – мужчина произносит это слово очень протяжно, покачивая головой. – Говорить мы с тобой не будем… Мы займемся разными делами, общих дел у нас больше нет. Я сейчас вызвоню шлюху, или двух, или трех, сколько захочу, столько и приедет. И я буду их трахать на нашей семейной кровати… Ты ведь, сучка, там трахалась со своим кобелем? Не отвечай, все равно соврешь, и про кобеля можешь не рассказывать, все узнаю сам… Так вот, я буду трахаться, а ты будешь сидеть взаперти и думать, что я завтра с тобой сделаю.