Темные игры – 3 (сборник)
Шрифт:
Накликала, порцию адреналина они получили.
…Епифаном провел их к началу длинной штольни. Кое-где здесь сохранились деревянные подпорки, крепившие свод, но большая их часть валялась под ногами, – не целиком, в виде разноразмерных обломков.
– Не обвалится? – встревожилась Света.
Стас привстал на цыпочки, пощупал свод в одном месте, в другом. Успокоил:
– Не обвалится… Штольне лет двести, что могло обвалиться, давно обвалилось, вон сколько камней валяется. Разве что землетрясение ход раздолбает, первое в истории Питера и области.
– Все
Всезнайка Стас растолковал: не случится, нет к тому никаких предпосылок с точки зрения геофизики. Тектоническая активность Балтийского щита закончилась во времена динозавров. На ближайший миллион лет он, Стас, сохранность этого хода гарантирует.
Света умолкла, подавленная авторитетом науки геофизики.
А когда они миновали штольню и попали в большую пещеру, вроде даже естественную, подземелье содрогнулось. С грохотом посыпались камни. Большой фонарь, натуральная фара, упал и звонко разбился. Стало темно.
Мила почувствовала удар по руке, сильный и болезненный. Услышала, как кто-то вскрикнул, Наташка или Светка.
– Все целы?
– Что это было?
– Где мой фотик?
Взволнованные вопросы перекрывали друг друга, но оставались без ответов.
Затем раздался новый звук – Леха с визгом раскручивал динамку своего «вечного» фонаря. Луч набирал силу, осветил кучу, образовавшуюся за их спинами, в штольне – камни в ней были перемешаны с кусками окаменевшей глины.
Луч переместился на лицо Стаса.
– Не обвалится, говоришь? – нехорошим голосом спросил Леха. – Мильен лет, говоришь, гнида?
…Они разбили лагерь в пещере, обследовали тянущиеся от нее штольни. Одни кончались тупиками, другие оказались завалены. Лишь одна уводила далеко, к скотомогильнику, и уже на полпути лютая вонь не позволяла усомниться: дорога выбрана правильно.
Камней и там выпало сверху немало, но пройти можно, – до отвесного уступа метра в полтора высотой. Под уступом в несметных количествах кишели крысы, огромные, отожравшиеся. Преодолеть уступ грызуны не могли, да и не стремились, пищи им хватало – дохлую скотину везли со всего района и двух соседних.
Воняло так, что хоть топор вешай. Скотомогильник (и выход наверх!) был совсем рядом. Стас заявил, что агрессивность крыс сильно преувеличена. Крысы людоедством грешат лишь в фильмах-ужастиках. А эти, реальные, испугаются огня и разбегутся.
Леха сказал жестко: один раз сбалаболил, всех подставил, – пойди и докажи, что не гонишь. Стас трусом не был и пошел.
Здешние крысы ужастиков не смотрели и дурных привычек нахвататься из них не могли. Но сделанных Стасом факелов не испугались. Умирал он долго. Казалось, целую вечность ворочался под серым живым покрывалом. Мила впала в истерику, вопила, гнала парней на помощь, хотела спрыгнуть сама…
Леха врезал ей по лицу – сильно, больно, разбив нос и губы. И увел всех обратно, разбирать завал, отрезавший их от выхода.
Разбирают до сих пор… И будут разбирать, пока не обессилеют окончательно. А этот миг не за горами. От первой пойманной крысы девушки воротили нос, и парни съели жаркое вдвоем. Сейчас такая трапеза кажется желанным лакомством… Но крысы поумнели, все реже попадаются в петли-ловушки.
…Когда Епифан отвел ее в сторону от костра и тихонько рассказал о намерениях Лехи, Мила поверила сразу. Ей и самой приходила в голову: если кто-то умрет раньше других, то… Она не заканчивала мысль, какие-то сдерживающие барьеры еще оставались. У отмороженного уголовника таких барьеров нет. Кто чей папа, ему плевать, и ждать, пока кто-то умрет, он не намерен… Предсказуемо.
– Что предлагаешь? – спросила она, тут же поправилась:
– Кого предлагаешь?
– Светку или Наташку… Если ногу подвернет… заболеет… Леха сказал, что тогда и Светку… того… Надо как-то одну из них аккуратно… придумать что-то.
Мила раздумывала около минуты. Потом потянула Епифана еще дальше в темноту.
– Смотри… Тут падают камни иногда, сам знаешь. Этот грохнулся недавно, пока вас и Наташки не было.
В тусклом свете «коптючки» Епифан едва разглядел здоровенный плоский обломок, вздохнул:
– Эх, чтоб он Светке на башку приземлился…
– А он и приземлился. На башку. Светке. Только что, – с нажимом произнесла Мила. – Берись с той стороны.
– Как… так вот сразу… может…
– Берись, гондон! Или Лехе расскажу, как ты его сдал. Ну!
Тяжеленный камень даже вдвоем едва подняли. Хотя, конечно, оба были далеки от лучшей формы.
«Может, она проснулась… – думала Мила, чувствуя, что руки вот-вот оторвутся. – Тогда придется маленьким камнем, в висок… А потом этим».
Света не проснулась. Так и посапывала на том же месте. Под трубой, где только она могла разглядеть кусочек неба… На самом деле, подозревала Мила, та синева лишь в голове подруги. Хотя какая она подруга… Пригрела толстуху из жалости… Но время жалости закончилось. Каждый за себя.
– На счет три, – прошептала она, но сама не дождалась конца отсчета, ослабевшие пальцы соскользнули с холодного камня.
Обломок ударился сначала одним краем о пол пещеры и лишь затем накрыл Светкину голову. Раздался мерзкий хруст и больше ничего, ни крика, ни стона. Тело дернулось и обмякло.
Мила подумала, что надо бы завопить, устроить истерику на телом погибшей от несчастного случая подруги.
Но так и не смогла выдать ничего подходящего до прихода Лехи.
6. Леха
Все и всегда звали его Лехой и эти четыре буквы синели на правой руке, на костяшках пальцев. Он и сам себя мыслил Лехой. Алешей или Алешенькой его никто не называл. Даже мать.
Он рос в Шанхайчике. В трущобах Крестовского острова, в бывшей общаге разорившегося завода, – кредиторам, дерибанящим его активы, ветхая недвижимость не приглянулась. Общежитие, хоть числилось муниципальным жильем, напоминало Воронью слободку: непонятные люди, непонятно по какому праву тут живущие.