Темные игры (сборник)
Шрифт:
У Таньки, включившей свет, это движение словно отняло последней остаток воли – она стоит у двери, не в силах отойти и помочь Борису в поисках…
Дверная ручка яростно дергается вверх-вниз. Танька сбрасывает оцепенение.
– Димка! Ты меня слышишь?! Очнись, Димка, игра кончилась… Ты слышишь меня?!!! Проснись, ты же Димка, ты не Мальчик-Вампи-и-и – ир!!!!!
Ее голос, сначала трогательно-умоляющий, срывается на бешеный крик… И тут Боря смеется – жутким, квакающим смехом, перешедшим в стон боли:
– Хе-хе-хе-у-уй-а-а, бес… бесполезно… он слышит только Эдика… а Эдик… хе-хе-ох-х…
Он перебрался от стола к стеллажу и бесцеремонно скидывает с него все на пол. Едва успевает поймать падающий кожаный футлярчик с мобильником – взрыв боли от резкого движения не может заглушить радость: сейчас, сейчас, он наберет две знакомых цифры и все встанет на свои места, все вернется, психа заберут куда следует, через пару недель Эдик выйдет из больницы и с гордостью станет показывать украшающие мужчину шрамы, когда они со смехом начнут вспоминать происшедшее….
На панели трубки тускло светится красный огонек – разряжена.
Сука-а-а!!!! В вампиров ему играть… не мог зарядить…
Он безнадежно давит кнопки – господи, ну всего две цифры, всего десять слов… – когда маленькое витражное стекло влетает внутрь комнаты и рука с загнутыми крючками пальцами ползет вниз, к замку…
Танька визжит. Отскакивает от дверей. Борис с размаху швыряет мертвый мобильник в окно – ни трещинки… Не простые, совсем не простые стекла в этой квартире.
Надо напасть, надо напасть сейчас… – мелькает у него при виде руки, с трудом проползающей в узкое отверстие, – пока он застрял, неужели мы вдвоем… Он сам не верит себе и знает, что даже вдвоем они ничего не сделают.
– Кладовка, – выдыхает Танька в ухо жарким шепотом, – он не найдет, он же ничего не соображает…
Кладовка – не то сильно разросшийся встроенный шкаф, не то чулан-недомерок – набита всяким барахлом. Здесь тесновато, могут стоять рядом двое, самое большее трое. На дверях, цельных и массивных дверях, ровесниках квартиры, – ни замка, ни задвижки…
… Танька жмется к нему в темноте, не обращает внимания на липкую, заблеванную рубашку; он оттолкивает ее и шарит руками по стоящему на полу и на полках хламу… подпереть… подпереть дверь… родители совсем скоро приедут… не сожрет же он их четверых разом… Под руки попадаются лыжные палки, Борис лихорадочно пихает их в массивную дверную ручку – а в комнате щелкает замок и снова топают шаги – удивительно тяжелые для худенького двенадцатилетнего мальчика.
Может, он и не соображал ничего, этот Мальчик-Вампир, но инстинкт привел его безошибочно, прямиком к их убежищу. Дверь содрогается, с потолка сыпется мелкая штукатурная крошка. Дергай, дергай… только ручку оторвешь… попробуй-ка прогрызть эту дверку… лишь бы выдержали палки… лишь бы выдержали…
– Кол! – выкрикивает Танька, уже не таясь, – нужен кол, он его не убьет, но хоть остановит…
Остановит… до следующей серии… Борис снова шарит по кладовке, ничего подходящего нет (а дверь ходит ходуном от постоянных рывков) – пытается отломать доску от полки – приколочено все на совесть. Ему кажется, что в кладовке стало светлей, он видит теперь то, что лихорадочно ощупывают пальцы. Он оборачивается – старые алюминиевые лыжные палки заметно изогнуты, дверь чуть приоткрылась, свет льется в щель шириной в два пальца… С каждым рывком щель растет…
Борис видит и хватает с пола маленькую, в три ступеньки, деревянную лесенку (доставать вещи с верхних полок? – не важно!) и с размаху бьет ей о стену. Потом еще, еще, еще… На боль в сломанных ребрах не обращает внимания. Радостно всхлипывает, когда в руках остается обломок лестницы с острым расщепленным концом.
Щель уже достаточно широка, можно просунуть хоть руку, хоть голову – но Мальчик-Вампир не спешит.
Борис сжимает кол, готовясь воткнуть его в тварь – не в Димку, слабака и неудачника, – в поганую кровожадную тварь. В Мальчика-Вампира. За секунду до того, как согнутые в ломаную дугу палки выпадают, Борису представляется удивительно яркая картина: он стоит над проткнутым тщедушным тельцем и пытается объяснить приехавшей милиции, кого ему пришлось убить…
… Мальчик-Вампир низко, очень низко пригибается и ныряет в полутьму кладовки. Борис промахивается и кричит, тут же захлебнувшись слабеющим хрипом. Танька вопит громко и долго, минуты две… – потом смолкает и она…
… Скрюченные, окровавленные пальцы на удивление ловко справились с неподдавшимся Таньке замком; Мальчик-Вампир бесшумно выскользнул на лестничную площадку. Он был очень несчастен – ничего не знающий и не помнящий о себе, не знающий вообще ничего, кроме терзающего голода, причиняющего постоянную невыносимую боль – боль, которую могла на короткое время приглушить только горячая человеческая кровь…
Внизу, у входной двери подъезда, раздались голоса, два мужских и два женских, – весело перекликающиеся голоса… Левый угол рта Мальчика приподнялся в очень неприятной усмешке, обнажая длинный, желтый, слегка изогнутый клык….
Темные игры полуночи
– Нездешний, – сказал Серегин. – Вон, белесый какой…
«Белесый» относилось не к волосам трупа – к коже. Волос почти не было – реденький венчик вокруг купола лысины. Цвет жалких остатков шевелюры определить было трудно – залиты кровью. И на теле, и вокруг крови хватает… Почерневшей.
Но что нездешний – это точно. Под астраханским жарким солнышком даже к маю месяцу такой цвет кожи не сохранишь.
– Ну и чем его? – уныло спросил Зорич. Сейчас окажется, что это самая поганая бытовуха, что приехавший с севера родственник попал по пьяни под какой-нибудь сельхозагрегат, а незадачливый убийца, небось, спит сейчас здоровым алкогольным сном – и бродящие по поселку слухи к вечеру обязательно доползут до участкового, который и получит явку с повинной в обмен на возможность похмелиться… И на хрена они тащились семьдесят верст раскаленной степью с Верхнего Баскунчака?