Темные игры (сборник)
Шрифт:
Минутная стрелка круглых настенных часов ползет медленно, почти незаметно – только если внимательно присмотреться к самому кончику, можно увидеть едва заметные подрагивания, сливающиеся в неприметное движение.
Но человек не присматривается.
Его взгляд прикован к другому кругу – большому, стеклянному, светящемуся в полутьме помещения неприятным зеленоватым светом. По нему тоже бежит белая радиальная линия – но куда быстрее, чем минутная стрелка. Больше ничего на экране нет. Небо чистое.
Человек встает, разминает затекшие руки и ноги. Говорит:
– Сбрасывай потихоньку. Сегодня уже не
Напарник щелкает тумблерами. За четыре часа он не произнес ни слова. Но теперь заговаривает:
– По-моему, я понял, в чем дело.
Человек обрадован, хотя старается не показать этого. Ночная смена с упорно молчащим напарником – удовольствие ниже среднего. Чуть позже надо будет, пожалуй, извиниться. И сказать, что в «вальтере» не было патронов.
– И в чем же? – спрашивает человек.
– В дате. Второе февраля. Курт мне как-то говорил, что томми никогда не вылетают второго февраля и тридцать первого декабря. А также в первый понедельник апреля и во второй понедельник августа. Особенно если выпадает тринадцатое число. Он, Курт, всегда старается попадать на дежурства в эти ночи, – и дрыхнет до утра спокойно.
Говоря все это, он продолжает обесточивать цепи. Гудение становится тише. И смолкает совсем.
– А почему они не вылетают, не говорил? – спрашивает человек.
– Говорил, да я не запомнил. Примета какая-то. Не то у них кто-то потонул в один из тех дней – может, «Титаник»? Не то разбился по-крупному, не помню… Но не летают.
Человек думает, что проверить примету в первый понедельник апреля едва ли удастся. Подходит к металлическому шкафу защитного цвета – одному из многих, стоящих у стен. Открывает дверцу. Внутри – мешанина толстых проводов высокого напряжения, поблескивают оголенным металлом медные шины… Человек не смотрит на них. Его интересует лишь приспособление в верхней части ящика – две толстые горизонтальные медных пластины и зажатый между ними большой сиреневый кристалл в форме октаэдра. Вернее, уже не зажатый. После сегодняшней ночи – не зажатый. Кристалл лежит на нижней пластине – и не касается верхней.
Человек подкручивает винт, верхняя пластина опускается. Кристалл вновь плотно зажат. Самое обидное, что сегодня все впустую…
– Поспешили вы с Рунгенау… – говорит он сказанное уже не раз.
– Причем тут мы? – не первый раз огрызается напарник – вяло, без былого азарта. – Мы выполняли приказ. Кто знал, что у старого пердуна сердце висело на волоске…
Человек не продолжает бесплодный спор. Все равно теперь не узнать, как профессор умудрился вырастить кристалл. Обнаруженные в лабораторном журнале записи либо хитро зашифрованы – с заменой цифр и ингредиентов по непонятной системе, либо попросту фальшивы. А может, старик вообще притащил эту чертову штуку десять лет назад из гималайской экспедиции? Теперь не узнать. Крайсманн хорошо умеет делать людей словоохотливыми. Но допрашивать трупы пока не научился.
Последний раз взглянув на кристалл, человек закрывает шкаф. Подходит к стулу, натягивает черный френч, застегивается. Надевает ремень и портупею. Дежурство окончено. Напрасное дежурство…
«Впрочем, почему напрасное? – неожиданно мелькает мысль. – Хоть эту ночь мама и Лотти провели спокойно…»
Ночь на третье февраля 1945 года.
Часть вторая. ЛИБЕРЕЙТОРЫ
РАССЛЕДОВАНИЕ. ФАЗА 3
Кеннеди, пригород Милуоки
8 августа 2002 года, 07:19
Труп прикрыли простыней – но в машину отчего-то пока не грузили.
– Вы знали его? – прогнусавил лейтенант полиции. Он страдал жестоким насморком, и наверняка был вытащен из дома на службу лишь ввиду нынешней чрезвычайной ситуации.
Кеннеди замялся. И сказал правду:
– Знал лишь под рабочим псевдонимом.
Он действительно так и не узнал настоящего имени Твистера. Возможно, теперь и не узнает. Судя по всему, тот использовал псевдоним старый, а не придуманный в день, когда появилась на свет подгруппа «Дельта». На визитной карточке, врученной Кеннеди, было вытеснено – золотом, наискосок, стилизуясь под торопливый почерк – одно слово: ТВИСТЕР. И стоял номер спутникового телефона.
– Понятно, – сказал лейтенант, явно ничего не понявший. – Похоже, какая-то шишка, хоть на вид и не скажешь… В Вашингтоне всполошились, сюда уже летит спецбригада… Вы их дождетесь?
Кеннеди покачал головой.
– Едва ли… Очень много дел.
– Понятно, – вновь сказал лейтенант и шумно высморкался. – Наверное, не до сна и отдыха, когда такое творится? Да и у нас работки прибавилось. Кое-кто решил, что теперь можно всё… За сутки – половина среднемесячной нормы умышленных убийств. Кражи со взломом едва успеваем регистрировать – люди валом валят на юг, подальше от канадской границы, дома стоят пустые… За ночь на моем участке – тридцать семь взломов… Не повезло вашему коллеге. Напоролся…
Кеннеди сочувственно покивал.
Элис уже улетела – как и планировала, в Мэриленд. Кеннеди застрял в аэропорту Милуоки – с гражданскими рейсами творилась жуткая неразбериха. Два часа безуспешно прождав вылета, раз за разом откладывающегося, и в конце концов услышав об отмене всех рейсов до утра, он отправился в аэропортовскую гостиницу, где и провел остаток ночи. На рассвете Кеннеди наконец понял, что так зацепило его в рассказе Твистера, – и немедленно набрал указанный на визитной карточке номер. Ответил не Твистер, и даже не рядовой детектив, а этот вот самый лейтенант [14] …
14
В полиции США звездочками на погоны просто так не разбрасываются, и лейтенант полиции – чин очень высокий. Если он лично выезжает что-то расследовать – дело весьма серьезное.
Твистер убили ударом ножа точно в сердце – расчетливым и профессиональным ударом. Но оставшееся в ране оружие – нож явно кухонного вида – скорее наводило на мысль об удачно попавшем дилетанте. Бумажник и часы у трупа отсутствовали.
– Что обнаружилось в карманах? – спросил Кеннеди.
– Обычные мелочи – ключи, водительские права, расческа, зажигалка, упаковка презервативов, швейцарский ножик. Сигарет не было… Да, еще сушеная заячья лапка.
– Электронной записной книжки или компьютера-»наладонника» не нашли?