Темные изумрудные волны
Шрифт:
— Спасибо за помощь, друг! — весомо сказал Роман, и похлопал Андрея по плечу.
— Я-то что? Это всё Еремеев.
— Свидетели — это да, здорово! Но если б не Казюля, не знаю, как бы всё сложилось. Он взял всё на себя, и его опознали урюпинцы, главные свидетели, Андрей. Ты хорошо выполнил свою работу.
Роман что-то недоговаривал, он ни словом не обмолвился по поводу причастности к делу Кондаурова, — о чем говорил Второв, и о чем его в этой связи спрашивали следователи. Неужели раскошелились? По-другому
— Сколько тут шныряет баб. Давай снимем кого-нибудь! А? Чего молчишь?
Андрей в ответ пожал плечами. Не дождавшись ответа, Роман сказал:
— Ты всё по невесте усыхаешь. Ну, уехала. Забудь, расслабься.
— Неохота. Состояние нестояния.
— Не узнаю тебя, Разгон. Ты какой-то не такой. Подумай, друг! Тебе сегодня в самый раз уехать со мной на турбазу. Фильдеперсовая турбаза и куча мартышек, будем зажигать, пока от трения фитиль не задымится.
— Не понимаю, почему сегодня?
— Еремеев тебя предупредил, ты дожидаешься, пока позвонит президент? Я на твоём месте уже давно бы скрылся в пампасах.
Андрей почувствовал холодок отчуждения. Трезор стал другим. Он что-то тщательно скрывал, Андрей уже ему нужен не как друг, а как компания, как собутыльник.
— Нет, сегодня я никуда не поеду.
Они дошли до фонтана «Дружба», и повернули в сторону Аллеи Героев. Дойдя до проезжей части, сели в машину.
— Ладно, сейчас поможешь мне приболать каких-нибудь тёлок, потом я отвезу тебя домой.
Машина тронулась с места. Управляя, Роман высматривал девушек. Выехав на пустынную улицу, где никого не встретить, он сказал:
— Завтра… Нет, завтра я буду откисать… Послезавтра поедем на одну фирму. Хорошенькое дельце.
— Что за фирма?
— По твоему профилю — фармацевтия. Прижмём её, войдем в состав учредителей, ты будешь всем рулить.
— Трезор! Может, хватит? Ты еле выпутался.
— Тут всё нормально будет. Каданников в курсе, прикроет.
— Может, ты сам как-нибудь?
— Сам не смогу. Там тонкая работа. Как раз для тебя.
— Да я… Наверное, я скоро уеду… насовсем.
— Куда, едрён-батон?! — проревел Роман, от неожиданности резко нажав на тормоз.
Потом поехал, снова набирая скорость.
Андрей объяснил, что собрался ехать к Кате в… Москву. Большой город, хорошие перспективы. Роман в ответ начал громко возмущаться: во-первых, что его друг теряет из-за бабы голову; во-вторых — в столице он — никто, и только здесь, у себя дома, в компании с друзьями, можно делать настоящие дела.
— Тут другой вопрос начинается: создан ли я «для настоящих дел»? — задумчиво проговорил Андрей, подумав о том, что никто из друзей не торопится взять его в дело. Предлагают левак, которым самим неохота заниматься. — Лучше всего с бабой, которую любишь, жить в лесу, в избе. Пошёл на охоту, а вечером вернулся. Она сварит похлёбку, и легли спать.
— Что за фильдеперсовая штучка, эта Катя. Почему все по ней так сохнут? Хоть ты? мне расскажи, у неё там что ли, лучше, чем у всех?
— Обожди, Трезор, не так быстро. С этого места поподробнее. Что значит «сохнут все»?
— Чего прикидываешься. Как будто сам не знаешь.
Андрею показалось, что тьма наползла на землю, и в зигзагах вспышек закружилось всё вокруг.
— Давай говори, я ничего не знаю.
— Да ладно, брось, все знают, ты не знаешь.
Андрей почувствовал себя самым обманутым из обманутых, над которым весь город смеётся и показывает пальцем, а он не понимает, почему.
— Слушай, средоточие знаний, ты мне расскажешь, или будешь стебаться всю дорогу?
Посмотрев на него, как смотрят на безнадёжных двоечников, Роман сказал:
— Пристегни трупоулавливатель.
Андрей посмотрел в окно — проезжали мимо милицейской машины — и пристегнул ремень безопасности.
— Это же Кондауровская мартышка… была, пока его не грохнули. Я думал, ты в курсе.
У Андрея запрыгали мушки перед глазами. «Мой несравненный папочка… Папик…», изумрудное ожерелье, «как его зовут… Кондауров?», «в Волгограде больше нечего делать».
«Она мне врала!» — чуть не закричал он. И крикнул бы, если б не головокружение и страшная слабость, ощущение, будто стекаешь с сидения на пол, и о твоём недавнем пребывании здесь свидетельствует лишь пристёгнутый ремень. Как будто издалека до него доносились слова:
— …До самого последнего… В тот вечер, когда его убили, она сидела с ним в казино. Сидят, пьют шампусик, милуются… Ты не кексуйся, все они такие. Сейчас найдём тебе дырку. Везде всё одинаково, мышечная трубка… Сортир есть в каждой библиотеке…
Так они ездили по городу. Роман всё высматривал девушек, Андрей был погружен в мрачные раздумья. Поехать на турбазу? Остаться, побыть одному? Дождаться Катиного звонка, разобраться с ней?
— Никого, блин, нету, — буркнул Роман. — Есть, кстати, понятные тётки на примете. Давай зацепим их. Тебе выкачу блондинку, она мне не дала, сам возьму её подружку.
— Раз не дала, значит, сразу мне.
— Она в твоем вкусе. Спортивная фигура, всё на месте.
— Небось, дура.
— Нормальная тётька. Она мне сделала алиби. Расписала следователю, как мы с ней кувыркались, — в тот самый день. Фантазёрка.
— Так она только алиби умеет делать?
— Она всё делает, друг.
Тут Андрею пришла в голову мысль. Он попросил проехаться по улице Мира. Они кружились вокруг дома номер одиннадцать, несколько раз заезжали во двор. Наконец, когда Роману надоело попусту кататься, и он собрался поехать за теми девушками, о которых говорил, Андрей увидел, кого искал.