Темные изумрудные волны
Шрифт:
И снова темнота. Вдруг загорелся бешеный свет. От этого яркого света Андрей вскрикнул, как будто его ударили ножом. Закрыл глаза, всем телом продолжая ощущать пульсирующие световые волны. Позвоночник болел, дышать было больно. Приходилось задерживать дыхание — вдох-выдох давался с трудом.
Он представлял себе пытки, казни, представлял тех двоих, Оглоблина и Шишакова лежащими на секционном столе, с разрезами по Шору — от горла до лобка, каждый с извлеченным за язык органокомплексом, с распиленным черепом.
«Катя! — подумал он. — Я тебе верю. Ты не могла меня подставить».
С этой мыслью он заснул.
Проснулся он от падения на пол. Тут же дверь распахнулась, его ударили ногой, велели стоять. Шконка оказалась поднятой, прижатой к стене, как полка в купе пассажирского вагона. Андрей попытался присесть на пол, и тут же в карцер вломился коридорный, и матюгами заставил стоять смирно. Немного позже передали стакан воды и два кусочка хлеба. «На весь день», — объяснили ему.
Так стоял он долгое время, шатаясь, делая шаги вправо, влево. Осторожно придвинувшись к стене, чуть прислонился локтем. И так заснул с открытыми глазами.
Вдруг прямо перед ним материализовались две фигуры. Вертухаи взяли его под руки, и, надев наручники, повели коридорами, затолкали в какой-то кабинет, усадили на стул.
Оперуполномоченный, капитан Костин, прикрыв дверь, подошёл к столу, сел напротив. Он стал задавать первые вопросы, те, на которые обычно быстро и точно отвечают. Фамилия, имя, отчество, год рождения, за что попал. Затем, подняв утомлённые глаза на Андрея, улыбнулся, и спросил дружелюбно:
— Вижу, не будете мучить ни меня, ни себя. Подтвердите своей подписью то…
И он, раскрыв папку, показал на стопку исписанных листков.
— …что показали двадцать два свидетеля.
— Потерпевшие уже ничего не покажут, — добавил он, смеясь.
Андрей кивнул.
— Подпишу. Раз все видели, куда деваться?
Капитан Костин стал быстро писать, время от времени вынимая бумаги из папки, заглядывая в них.
— Видите, какое снисхождение к вам — не заставляю напрягаться, рассказывать всё самому. Вижу, как вам тяжело. Сервис, красота!
Бросив быстрый взгляд на Андрея, продолжил:
— И Сташину будет легче. Сознаетесь в преднамеренном убийстве, и он быстрее вас расколет по своим делам.
— А что «сознаетесь» в преднамеренном… Они крякнули, те двое?
— А вы, как специалист, не разглядели?
— Я оборонялся, — возразил Андрей.
Костин отложил ручку.
— Вот уж дудки. Вы хладнокровно умертвили их.
Выждав, спросил:
— Мне продолжать писать, или начать процедуру дознания?
— Пишите, — болезненно поморщился Андрей. — Это я так, для поддержания разговора. Дефицит общения, знаете ли.
— Вот! Совсем другой коленкор!
С этими словами Костин взял ручку, продолжил написание протокола. Время от времени он дружелюбным тоном задавал различные вопросы. Где так научился драться, как бы действовал, если б Оглоблин увернулся от первого удара, как насчет удушения, почему стал выдавливать глаза, а не сломал руку, и так далее. Андрей охотно отвечал. Со стороны казалось, что разговаривают два закадычных друга.
— Вы же в морге работали, — сказал Костин. — Вот… Какие ощущения на вскрытии? Это как при разделке туши? А?
— Не знаю. Просто как кукла, как биомасса, органический материал. А туши я ни разу не разделывал.
— А что вы на меня так смотрите, как на… биомассу?! Я еще живой.
Андрей попытался что-то сказать, но слова застряли в горле, а губы скривились в ухмылке.
— Трудно вести себя адекватно… после ночных побоев.
Костин повернул к нему листок, подал ручку.
— Подпишете мне всё, и… будет намного легче…
Андрей, не глядя, подписал. После этого его отвели обратно в карцер, позволили прилечь на шконку. Резкий свет убрали, оставили ночное освещение. Он заснул.
Временами он просыпался, отпивал немного воды, откусывал кусочек хлеба. И снова забывался тяжелым сном. Мыслей никаких не было. Радовало уже то, что, сегодня, вероятно, больше не будут трогать.
Утром шконку не подняли, позволили полежать. Андрей уже сам собирался присесть, посидеть, как вдруг дверь открылась. За ним пришли. Не надевая наручников, провели в душ, где помогли помыться. Затем дали чистую одежду, отвели в медпункт, где врач осмотрел его, смазал больные места мазями, забинтовал. Медсестра сделала какой-то укол, поставила капельницу.
«Опомнились, гады!» — думал Андрей, следя за медленно падающими каплями.
После процедуры Андрей оделся.
В прокуратуру его отвезли отдельной машиной. Он зашел в кабинет, следом за ним — невысокий мужчина средних лет, в костюме, с кожаной папкой в руках. Он подал руку:
— Аркадий Семёнович, ваш адвокат.
Андрей ответил на рукопожатие, затем присел на стул. Адвокат пододвинул другой стул поближе к столу, тоже сел.
— Могу я ознакомиться с делом? — спросил Аркадий Семёнович.
— Нет, — ответил Сташин.
— Что значит… Вы мне отказываете?
— Он обвиняется по статье 105 УК РФ «Умышленное убийство», и статье 159, часть четвертая «Мошенничество».
— Но посмотреть… Мне нужно ознакомиться с делом.
— Решайте через суд.
— Это незаконно.
— Докажите.
Андрей поднял руку, привлекая внимание адвоката. Тот повернулся к нему лицом.
— Меня избивал сокамерник, Фролкин. Было маски-шоу… слушатели следственной школы били дубинками. Коридорные…