Темные кадры
Шрифт:
– Итого получается восемнадцать тридцать.
– А какие у меня гарантии…
Фонтана резко оборачивается. Он в ярости:
– Никаких!
Он не заметил моего смятения. Зато я только что уловил момент принципиальной перемены: для Фонтана я уже не просто дело, которое нужно закончить, – я стал объектом личной ненависти. Несмотря на всю его сноровку, я несколько раз посадил его в лужу. Для него это вопрос чести.
В несколько секунд улица опустела. Шарль, которому удалось добраться до фонаря, теперь решается пересечь тротуар без поддержки.
Я кладу ему руку на плечо.
Шарль –
Мы обнимаемся. С ума сойти, от него пахнет киршем [37] . Лет десять не нюхал этого запаха.
– Сдается мне, у тебя неприятности, – говорит Шарль.
– Моя жена Николь…
Почему я колеблюсь, совершенно не понимаю. Я должен бы мчаться к первому попавшему компьютеру, подсоединиться, сгрести бабки лопатой, загрузить в вагонетку и вывернуть ее в колодец «Эксиаль». А вместо этого я стою на месте. И держу в руке ключи от новой квартиры. На них – маленькая, закатанная в пластик этикетка, как на связках в агентствах по недвижимости. Читаю адрес. Господи, это же где-то недалеко от авеню де Фландр. Там только высотки да башни. И по фотографиям похоже было. Это и заставляет меня решиться.
37
Кирш – вишневая водка.
– Твоей жены здесь нет? – спрашивает Шарль.
Когда я думал об этих деньгах, двадцать, сто, тысячу раз я представлял, какую чудесную квартиру мы с Николь сможем себе купить и где будут жить девочки.
– Ты не дергайся, она наверняка ждет тебя дома…
А там, как я себе представляю, Николь расставила нашу дерьмовую кухонную мебель. В гостиной ковры такие же затасканные, как ее кофта. Черт. После того, что мы пережили, нельзя вот так все бросить. Руан в двух часах езды. Может получиться. У меня есть три часа. Они ничего плохого ей не сделают. Они не могут. Они ее не тронут. Но прежде всего я должен ей позвонить.
– У тебя есть мобильник?
Шарлю нужно время, чтобы врубиться.
– Твой мобильник…
Шарль приходит в движение. Он приступает к поискам своего телефона, но искать будет до второго пришествия.
– Давай помогу.
Я роюсь в том кармане, куда нацеливался Шарль. Набираю номер Николь. Вижу ее с мобильником в руке. Девочки потешаются над ней уже несколько лет. Совсем старенький аппарат, а она не желает с ним расставаться, у него оранжевый корпус, кошмар, почти первое поколение, весит тонну, еле в руке умещается. Второго такого в мире не найти. Она всегда говорит: «Отстаньте от меня с моим старым агрегатом, он мой и отлично работает». Когда он испустит дух, хватит ли у нее средств купить новый?
Женский голос. Наверняка Ясмин, молодая арабка из команды Фонтана.
– Жене звонишь? – спрашивает Шарль.
– Дайте мне жену! – ору я.
Девица взвешивает за и против. Говорит: «Не вешайте трубку».
И вот Николь.
– Они ничего тебе не сделали?
Это мой первый вопрос. Потому что мне они уже сделали очень много всего. И очень больно. Я чувствую покалывание в пальцах. Даже в тех, которые не гнутся.
–
Я едва узнаю ее голос. Он глухой и монотонный. Ее страх осязаем.
– Я не хочу, чтобы они сделали тебе что-то плохое. Не надо бояться, Николь. Тебе нечего бояться.
– Они говорят, что им нужны деньги… Какие деньги, Ален? – Она плачет. – Ты взял у них деньги?
Было бы очень сложно все ей объяснить.
– Я отдам им все, что они хотят, Николь, клянусь. А ты поклянись, что они тебя не тронули!
Николь не может говорить. Она плачет. Произносит какие-то обрывки слов, которых я не понимаю. Я стараюсь не терять связи:
– Ты знаешь, где ты? Скажи, Николь, ты знаешь, где ты?
– Нет…
Она говорит как маленькая девочка.
– Тебе больно, Николь?
– Нет…
Я только один раз видел, как она так плачет. Это было шесть лет назад, когда она потеряла отца. Она осела на пол на кухне и плакала, произнося бессвязные слова, в неизмеримом горе, тем же тонким голосом, словно вскрикивая.
– Довольно, – говорит молодая женщина.
Она вырывает телефон из рук Николь. И разъединяет нас. Я остаюсь стоять на тротуаре. Тишина наваливается с непререкаемой жестокостью.
– Это была твоя жена? – спрашивает Шарль, как всегда опоздав на поезд. – Опять во что-то влип, да?
Он славный, Шарль. Я не обращаю на него внимания, не отвечаю на вопросы, а он по-прежнему терпеливо стоит рядом. Промариновался в пар'aх кирша. Волнуется за меня.
– Мне нужна машина, Шарль. Срочно, прямо сейчас.
Шарль присвистнул. Он прав, это будет не так-то просто. Я продолжаю:
– Слушай, мне долго все объяснять…
Он меня останавливает. Четкий, почти точный жест. Вот уж не думал, что он на такое еще способен.
– За меня будь спок!
Короткая пауза. Потом:
– Ладно, – говорит он.
Достает из кармана несколько скомканных банкнот и начинает расправлять их, чтобы пересчитать.
– Такси там, – говорит он, мотнув головой куда-то позади себя.
А мне и пересчитывать не надо, я знаю, сколько мне только что выдали в тюремной канцелярии. Я говорю:
– У меня двадцать евро.
– А у меня… – подсчитывает Шарль, шатаясь.
На это уходит чертова уйма времени.
– Тоже двадцать! – внезапно орет он. – Как у тебя!
Ему потребовалась минута, чтобы прийти в себя после столь потрясающего открытия.
– Полного бака мы на это не зальем, но как-нибудь обойдется.
48
Таксист гнал как мог. Меня трясет от возбуждения, адреналин несется по венам, как скаковой жеребец в галопе. Мне понадобилось меньше десяти минут, чтобы подвести домкрат под старенький «рено» Шарля, снять колодки и поставить его на колеса. Шарль мотается туда-сюда, все время где-то в хвосте. Для него все происходит чудовищно быстро. Так быстро, что, заправившись у торгового центра Леклерка на углу улицы, в 15:45 мы уже выезжаем из города через Порт-Майо. Пять минут спустя мы выбираемся на автостраду. У меня такое ощущение, что машина плохо держит дорогу. А мои раздавленные пальцы не облегчают задачи. Я сверяю свои часы с бортовыми.