Темные московские ночи
Шрифт:
Поколдовав над картой, Александр Васильков хотел было приказать двигаться дальше, да тут заметил, как тяжело дышит Курочкин.
– Устал? – спросил он.
– Ерунда, – ответил тот и поморщился. – Мне бы еще пяток минут отдышаться, и можно спокойно топать дальше.
Лидеру, идущему впереди, всегда приходится тяжелее, чем бойцам из общей группы. Зрение и слух напряжены до предела, каждая мышца работает на то, чтобы передвижение оставалось бесшумным и незаметным, внимание на все триста шестьдесят градусов. Другие что, им полегче. Человек, идущий вторым, следит за лидером, замыкающий
Васильков тяжело вздохнул и опять вспомнил про друга Ивана. Как же порой не хватало Старцева, валявшегося сейчас по госпитальным палатам! Не повезло Ваньке. Да еще как! Ногу осколками мины разворотило так, что врачи наверняка ее отнимут.
Командир провел ладонью по лицу, отогнал невеселые воспоминания и распорядился:
– Дуй к основной группе. Я подменю тебя на полчаса.
– Понял, – сказал Курочкин и осведомился: – Куда двинем? Влево или вправо?
– Влево, на юг. Не приближаясь к рокаде. Думаю, то, к чему она проложена, находится именно там.
Дорога привела разведчиков к неглубокому овражку, на дне которого был разбит лагерь. Десяток армейских палаток различной вместимости, полевая кухня, пара землянок и беспрестанно урчащий дизель-генератор. Грунтовка обрывалась на стоянке, обустроенной перед лагерем. Здесь находились несколько мотоциклов, два легковых автомобиля и грузовичок, видимо, подъехавший сюда совсем недавно. Нижние чины вытаскивали из кузова мешки, коробки, ящики. Возле автомобилей и у двух центральных больших палаток прохаживались часовые. Рядом с кухней суетился повар.
Овражек настолько зарос высокими деревьями и кустарником, что все это хозяйство, утопающее в густой тени, не заметил бы ни один пилот самолета-разведчика. Да что там пилот! Даже глазастый и умудренный опытом Васильков увидел лагерь, только подобравшись к нему едва ли не вплотную. Для пущей надежности немцы натянули поверх брезентовых жилищ камуфляжные сетки, а к периметру лагеря притащили огромные кусты, срубленные где-то поодаль.
– Серьезно замаскировались, – вполголоса проворчал Курочкин.
Командир молча кивнул.
– Только я, значится, одного не пойму, Александр Иванович, – продолжал сержант. – Чего же патруль-то по лесу не рыщет? Не похоже на осторожную немчуру. Как думаете?
– Зачем им здесь патруль? Они уверены в своей безопасности, – проговорил Васильков.
– А сколько мы отмахали от линии фронта?
– Километров двенадцать.
– Тогда понятно. Некого им тут опасаться.
Несколько часов назад, перед тем как войти в этот лес, разведчики засекли на его южной опушке немецкие танки. После подсчета вылезла круглая циферка – тридцать пять штук. Целый батальон! Вдоль северной опушки разместилась другая техника: грузовики, дивизион легких артиллерийских орудий. Там же маячила и пехота в количестве никак не менее двух батальонов. Скопление войск плюс скрытность, с которой был обустроен штаб, и впрямь придавали немецкому командованию уверенность в абсолютной безопасности.
Основная группа разведчиков расположилась метрах в пятидесяти от оконечности дороги. Васильков с Курочкиным подобрались поближе к противнику,
Начальник разведки 60-й армии не ошибся. Палаточный лагерь, разбитый посреди леса, действительно ой как походил на полевой штаб крупного немецкого войскового соединения, корпуса или как минимум дивизии. Над одной из палаток торчало множество радиоантенн, провода опутывали стволы ближайших деревьев. В другой, вероятно, размещался оперативный отдел. Третья служила для приема пищи, а в четвертой прямо сейчас явно происходило совещание. Время от времени из нее выходили старшие офицеры, негромко переговаривались, курили.
В такие моменты Александр скрипел зубами, настолько хотелось ему захватить одного из них. Ведь приволочь из разведки такую важную птицу было бы огромной удачей. Однако рисковать своими людьми он не собирался. В этой ситуации действовать нагло, полагаясь на внезапность и скорость, было безрассудно. Сил у противника здесь сконцентрировано прилично. Немчура мигом окружит лес, прочешет его, и все, поминай как звали. А Васильков хотел не только выполнить боевую задачу, но и сохранить жизни своим подчиненным.
Через час скрытного наблюдения он убедился в том, что выкрасть языка с территории полевого штаба не удастся. Слишком уж в лагере было людно, оживленно. Двое часовых торчали у палаток, возле кухни маячил повар с помощником, несколько солдат возились у землянки, служившей складом. Из узла связи периодически выскакивал младший офицер и легкой трусцой бежал в большую палатку с очередной радиограммой, принятой только что. Туда же с рулоном карт часто нырял тучный майор из палатки, где размещался оперативный отдел.
Зато после отъезда грузовика на стоянке неожиданно наступила тишина. На небольшой площади по-прежнему отдыхали мотоциклы и пара легковушек, но уже не было ни одной живой души. Видимо, часовой там появлялся только на время разгрузки изредка подъезжавших автомобилей.
Александр тотчас подметил эту перемену.
«От стоянки до палаток метров сорок, не меньше. Если подстеречь там приехавшего фашиста, аккуратно тюкнуть его по башке и смыться с ним в чащу, то дело выгорит», – решил он.
По приказу Василькова группа перераспределилась. Курочкин и новичок Точилин заняли позицию недалеко от стоянки. Когда от нее отъедет мотоцикл или легковой автомобиль, они должны будут подать сигнал Жарову. Рядового Жарова капитан посадил метрах в сорока от Курочкина и приказал не спускать глаз с товарищей. Остальные бойцы залегли по обе стороны от дороги, еще дальше от полевого штаба.
По задумке командира, Курочкин должен был выбрать подходящую цель, лучше всего – одиночного мотоциклиста и сигнализировать о его отъезде Жарову. Тот сообщит об этом Василькову. Группа захвата немедля выдвигается к дороге и ударом приклада вышибает мотоциклиста из седла. Захват намечался на приличном удалении от стоянки, так что шум, вполне возможный в такой ситуации, вряд ли будет услышан часовыми. Выстрелить фашист не успеет, удар же неуправляемого мотоцикла о дерево дальше тридцати шагов в густом лесу не разойдется.