Шрифт:
Дождь застал Григория в пути. Ночь была тёмной и холодной, Григорий проезжал на своём коне, который уже выбился из сил, по долготе пути. А проезжал он мимо небольшого домика, в окнах которого виднелся мерцающий свет горящей свечи. Григорий был молодой человек двадцати семи лет, приятной наружности, воспитанный и грамотный, коих было не много в то время. Шёл конец XIX века, Григорий ехал по просьбе одного химика из Т—ой губернии в К—ю губернию, и вёз с собой важные бумаги, чертежи и всякие таблицы. Он был в пути уже несколько недель, останавливаясь в разных местах,
Привязав коня, он постучал в дверь дома, который стоял в лесной глуши странный и одинокий. Открыл человек в одеянии схимника, с чёрной, густой бородой и со свечой в руках.
– Проходи, что ж ты на пороге-то?! – сказал схимник; – Жилище у меня убогое, что и должно схимнику, а поесть и отдохнуть с дороги – это ради Бога.
Он достал хлеб и кашу перловую, сваренную на воде похоже ещё утром или вчера, и пошёл на улицу, взяв с собой какой-то мешок.
– Ну, милок, ешь, а я лошадку твою заведу под кров и вот, овса дам немного, – говорил схимник. – Лошадь, благородное животное, да и устала, поди, с трёх дней.
– Откуда Вы знаете, что я еду три дня? – не понял Григорий.
– А ты разве не слышал, что таким людям как я прозорливость является? Вот и тебя я с твоей лошадкой видел и ждал, каши приготовил – ответил тот и вышел в ненастье.
Пока схимник отсутствовал, Григорий, наученный своей разнообразной жизнью, решил проверить остальные владения и пошёл в комнату, что была слева.
Войдя, он увидел мрачную и странную картину. Против двери большое распятие с предстоящими Богоматерью и Евангелистом Иоанном. Лампада, тускло освещавшая комнату, щёлкала, освещая всё бывшее убранство в вечернем цвете в чёрном цвете, скамейка тоже чёрного цвета стояла справа стола, на столе крест и раскрытый Евангелие. В тёмном левом углу зиял чёрный дверной проём, занавешенный войлоком. Григорий открыл его и увидел чёрный гроб на столе, а в нём схима, свечи, ладан, всё для погребения. Жилище этого схимника было похоже на жилище смерти.
– Что, сынок, потерял? – прозвучал голос сзади, напугавший Григория. – Это всё моё имущество, к мирскому я чужд, да и зачем мне оно, богатство там, в Царствие Отца Нашего.
Григорий лёг на скамейке у стола, так как в этом доме не было приготовлено для сна ничего. Утром Гриша засобирался в путь, и седлал коня, серого в чёрное яблоко, когда подошёл к нему старец.
– Вот, сынок, возьми, пригодится, – схимник дал ему листок бумаги, на котором была молитва «Отче Наш». – Времена нынче тяжёлые и тёмные, ты заучи её и всегда повторяй вслух.
– А ты не укажешь путь мне короткий на К—ю губернию? – спросил Гриша, – А в Бога я не верю.
– Да, до реки поезжай, через неё переберёшься, да по левой тропке, до дивного города доберёшься, а там тебе подскажут, – ответил старик. – Запомни и не ищи путей лёгких, ибо они тёмные. По левой тропке. Храни тебя Бог!
Старик перекрестил Гришу, погладил коня и вывел из хлева под уздцы. К вечеру по болотной и грязной дороге, размытой дождями, он добрался до реки, нашёл место по уже и переплыл на коне. Течение было тихим, что и поспособствовало успешной переправе. Перебравшись, он увидел столб, на котором были указатели, влево, как и говорил старик, была К—я губерния, вправо была тоже К—я губерния, но цифра километров была много меньше.
– Эх, старик, – говорил вслух Гриша, – либо давно не был здесь, не выбираясь из своего жилища, либо обманул. Ну, поехали, а дождь снова прекратится, гляди, через три дня буду по месту назначения.
Уже темнело, а дождь не прекращался над этими местами и сопровождал всю нелёгкую дорогу Гришу. Вот он увидел окраину какого-то селения и обрадовался, что наконец-то отдохнёт, поест и спросит дорогу. Въехав в село и двигаясь по размытым улицам, он не увидел ни души, что показалось очень странным путнику. Наконец он подъехал к кирпичному, искусно возведённому двухэтажному дому. В красивых полукруглых окнах, занавешенных шторами не из дешёвого материала, виднелся свет мерцающей свечи. Григорий не стал дожидаться, когда хозяин увидит его и соизволит выйти, а сам открыл конюшню и завёл коня, расседлал и кинул сена.
Поднявшись на деревянное крыльцо, не высоко поставленное от земли, он постучал в дверь. Тишина. Он постучал снова и сильнее. Увидев, как в дальнем окне кто-то отодвинул штору и смотрит на него, Гриша стал махать рукой. Наконец, дверь отворилась, перед ним стояла худая, высокая старушка с керосинкой, в ветхом одеянии, седая и с впавшими глазами. Он вошёл, повесил сюртук на гвоздь и прошёл в дом, она молча указала ему на стол. Стол был накрыт, курился борщ, лежал в лычной корзине хлеб, стояла солонка, ещё кое-какие яства и подсвечники, выполненные из бронзы в виде трезубца.
– Вы тоже знали, что я к вам приду? – спросил вдруг Гриша.
– Нет, – сухо ответила старуха, – сюда всегда приходят те, которые потерялись. А откуда ты, милок, и куда путь держишь?
– Везу ценные бумаги в К—ю губернию, – ответил Григорий. – А у вас в деревне вообще люди есть, я проехал вдоль и поперёк, но не встретил ни души, и что это за пункт?
– Это деревня Тёмные рощи, – ответила старуха – людей здесь немного, все сидят по домам. Ох, время-то уже, одиннадцать, засиделась я с тобой – она спешно засобиралась. – Баня вон там, полотенец и бельё на лавке.
Старуха в спешке пошла по лестнице наверх, и вскоре шаги её стихли. Григорий достал свою кожаную сумку, в которой с бумагами лежала карта, времени войн с Наполеоном. Всю карту он пересмотрел от и до, но никакой деревни с названием «Тёмные рощи» не нашёл.
– Странно! Карта новая, река есть, а деревни нет. Должно быть ошибка или недосмотр. Ладно, пойду в баню, все дела потом, – говорил Гриша, вставая из-за стола.
Сидя в ароматном пару смородины, наслаждаясь этим прекрасным душным очистителем тела и души, он услышал скрип двери, схватил полотенце и подвязался.