Темные силы
Шрифт:
Имея таких людей, чего еще не мог сделать глава ассассинов?
Они были тем страшнее, что их нельзя было отличить от обыкновенных людей. Когда это требовалось, они притворялись суннитами, шиитами, даже христианами, втирались в дружбу к избранной жертве и при первом же удобном случае исполняли приговор старейшины.
Одной из первых жертв Хассана был визирь Низами-эль-Мульк, а за ним и сам султан сельджуков.
Вскоре ужас, наводимый ассассинами, распространился повсюду; народ страшился показывать к ним малейшую неприязнь.
Мусульманские богословы предали их проклятию, имам Аль-Газали издал даже целое послание против проклятых нечестивцев. Власти взялись за оружие.
Пойманных федави казнили самым ужасным способом, но это не останавливало их. Султан Санджа послал войско под начальством атабека Ширгира для истребления главного гнезда ассассинов замка Аламута. Но атабек был умерщвлен, а султан Санджа, проснувшись однажды, увидел у самого своего изголовья священный кинжал ассассинов, воткнутый в стену с запиской от «Старейшины горы»: «Только по нашему расположению к султану кинжал воткнут не в его сердце». Устрашенный Санджа поспешил отозвать войска, закрепил за ассассинами их замки и обещал выдавать им ежегодную субсидию…
Хассан оставил после себя целый ряд преемников, которые управляли сектой, продолжавшей открыто существовать до 1256-го года, то есть до нашествия монголов. Последние истребили владения не желавших им покориться ассассинов и разогнали секту.
Однако ассассины продолжали свое дело, превратившись в тайное сообщество, пока, наконец, Абу-Саид не начал бороться с ними духовным оружием, то есть проповедью правоверного исламизма.
Мало-помалу с течением лет секта была низведена до размера тайного сообщества, которое уже негласно существовало у турок до новейшего времени, сохраняя свою иерархию, амулеты и священный кинжал.
Глава LIII
Крыжицкий занимал целый апартамент, состоявший из нескольких небольших комнат в гостинице, где вместе с ним жила и его наложница-турчанка Фатьма со своим евнухом.
Каждый день, когда Агапит Абрамович вставал утром, он подходил к окну и внимательно глядел на противоположную сторону улицы. Так было условлено между ним и Али, которого он направил на мызу к Саше Николаичу. В случае, если бы удалось раскрыть место, где на мызе хранилось богатство, он должен был бы прийти в город, чтобы сообщить об этом Агапиту Абрамовичу.
Но Крыжицкий был слишком осторожным человеком, чтобы не скрыть своих сношений с Али.
Турок и по своей внешности и по языку легко мог быть замечен и это привело бы к совершенно лишним осложнениям. Поэтому Агапит Абрамович и дал турку такую инструкцию. Он должен был ранним утром выйти с мызы, явиться в город и не показываться в самой гостинице, а только встать против ее окон на противоположной стороне улицы и ждать, пока не увидит знака в окне, который даст ему Крыжицкий, махнув платком. Тогда Али должен был отправиться в условленное место, на пустынный берег моря, где они могли бы встретиться и разговаривать совсем свободно.
Агапит Абрамович подошел к окну, несмотря на то, что только вчера был на мызе, видел Али и говорил с ним. Он подошел к окну так, вроде бы просто по привычке, и, к своему удивлению, увидел турка, стоявшего на улице напротив гостиницы.
«Неужели он смог что-нибудь сделать за ночь и выследить?» — подумал Крыжицкий и махнул платком.
Турок заметил сигнал, повернулся и торопливым шагом пошел по направлению к морю.
Делать было нечего, приходилось идти и Крыжицкому.
…………
Агапит Абрамович уже успел изучить местность и направился к условленному месту окольными путями, будто просто гулял в качестве любознательного путешественника для собственного удовольствия.
Когда он пришел на берег моря, Али уже ждал его там.
День был серый, пасмурный; разошедшиеся было на заре тучи снова покрыли небо плотного, густою, неприятною для глаз пеленой. Прибой с шумом накатытывался на камни; волны набегали, закидывались пенным гребнем и шуршали потоками, лившимися маленькими каскадами и кипевшими между каменьями. Вдали, на взморье, виднелись темно-серые паруса рыбачьих лодок, но прибрежная полоса влажного песка, скрытая уклоном искусственно возвышенного берега, была пуста.
Здесь встретился Крыжицкий с турком.
Али стоял серьезный, мрачный и неподвижный. Увидев Крыжицкого, он не пошел навстречу ему, а ждал, пока тот подойдет к нему.
— Ну, наконец ты разузнал то, что нужно? — стал спрашивать Агапит Абрамович подходя.
Турок покачал головой и возразил:
— Я знаю только то, что мои амулеты пропали!
— Ты все об этом! — перебил его Крыжицкий. — Я тебя спрашиваю, сделал ты что-нибудь или нет?
— Сделал! — сказал турок.
— Ну, говори, что?
— Я убил гяура, который осмелился похитить у меня священные амулеты и надругаться над ними.
— Ты убил? — изумленно спросил Крыжицкий.
— Да, — продолжал Али, — священным кинжалом, и теперь ты должен укрыть меня и спрятать, а то, конечно, неверные этой страны захотят мстить мне.
— То есть попросту тебя возьмут и будут судить?
— Так вот, чтобы меня не судили, ты и должен меня укрыть.
— Да ты с ума сошел! — воскликнул разгневанный Агапит Абрамович. — Как же ты на это решился?.. Здесь ведь не Восток, где подобные выходки могут остаться безнаказанными! Наконец, ты своим безумным поступком можешь погубить огромное дело, к которому я по неосторожности допустил тебя!
Крыжицкий начинал все более и более горячиться, по мере того, как все яснее воспринимал то, что случилось, и соображал, что из этого может выйти.
— Я тебя не прошу, чтобы ты судил меня! — возразил турок довольно дерзко. — Я говорю и повторяю, чтобы ты скрыл меня и помог мне уйти из этой страны, которую ты знаешь лучше меня…
— Но я ничего не могу сделать для тебя, иначе я и сам запутаюсь! — возразил Агапит Абрамович.
— Тогда я не прошу, а приказываю тебе! — повысив голос, возразил Али.