Темные силы

Волконский Михаил Николаевич

— Ты мне приказываешь?!

— Да, я, посвященный в степень даи-эль-кебир, приказываю тебе, как федави, исполнить мою волю!

— Ты посвящен во вторую степень? — с изумлением спросил Крыжицкий.

— А ты думал, что я остался таким же федави, как ты? — вопросом на вопрос ответил ему турок. — Но ты уже давно предался гяурам и употреблял силы нашего сообщества на их пользу. За это сам ты был приговорен к смерти, и я отправился в Россию, чтобы исполнить над тобой приговор. Судьба, великая судьба, велением которой все совершается, послала тебя навстречу мне и я встретил тебя в крымском городе. Там простым матросом я поступил на шхуну, на которой ты должен

был отплыть, и я это сделал с тем, чтобы выбрать время для исполнения приговора. Удобного случая не представилось, и, когда мы приплыли сюда, ты рассказал мне об огромном богатстве, и я позволил тебе жить, чтобы закончить дело и получить богатство для нашего народа, для нашего общества. Знаю, ты предназначаешь его для другого, но я не дал бы тебе воспользоваться этим богатством. Теперь обстоятельства изменились; я должен был отомстить гяуру за святотатство его и, если ты поможешь мне скрыться, я прощу тебя и возьму на себя твою жизнь.

Крыжицкий задумался: он знал фанатизм этих сектантов, знал, что слова Али не простая угроза, но, вместе с тем, скрыть этого человека было невозможно. Его положение, если бы он спрятал Али, становилось опасным здесь, один на один с турком, способным на все, на этом безлюдном берегу, где трудно было бы ждать помощи.

Вдруг у Крыжицкого мелькнула мысль, которая давала возможность подействовать на Али.

— Ты мне приказываешь, — сказал он, — как даи-эль-кебир?

— Я приказываю тебе, — отозвался турок, — как федави, находящемуся на низшей степени, чем я.

— Ну а если я в равной степени с тобой?.. И я такой же даи-эль-кебир! Тогда ты не можешь приказывать мне или приводить в исполнение свой приговор.

— Тогда покажи амулеты, доказывающие твое посвящение! — сказал Али.

Крыжицкий достал купленные им вчера у Ореста амулеты и показал их. Тот сперва взглянул на них благоговейно, но потом, вдруг схватив один из амулетов, покрутил его и, задрожав всем телом от злобы, прохрипел сдавленным голосом:

— Это мой амулет!.. Ты, совращенный гяурами, не знал, что каждый даи-эль-кебир имеет на амулетах свой опознавательный знак, и тут стоит мой знак!.. Теперь я понимаю все: никакого богатства на мызе нет, но ты послал меня туда, соблазнив этим богатством, чтобы там твой сообщник, этот пьяный гяур, украл у меня священные амулеты для тебя! Ты захотел выдать себя за посвященного в высшую степень и для этого избрал такой путь! Теперь понятно, почему амулеты пропали именно в тот день, когда ты приехал на мызу! Но твое вероломство против высшего не пройдет тебе даром!..

Сказав это, Али кинулся на Крыжицкого, схватил его за горло и повалил на землю.

Между ними завязалась отчаянная борьба. Крыжицкий, защищаясь, успел выхватить собственный кинжал, но Али схватил его за руку и стал отнимать оружие; они несколько минут, боролись со стиснутыми зубами, понимая, что борьба идет не на жизнь, а на смерть.

Хотя Али и был старше с виду, но он оказался сильнее, успел отнять кинжал у Крыжицкого и полоснул им по шее.

Рана была глубокая… хлынула кровь; но ведь достаточно было сделать этим кинжалом и маленькую царапину, потому что его лезвие было отравлено.

Несколько таких царапин Али увидел и на своих руках и в ужасе вскочил, оставив Крыжицкого, истекавшего кровью, который уже хрипел на песке в предсмертных конвульсиях, вздергивая руками.

Увидев царапины на своих руках, Али понял, что и для него все кончено! Он знал, что противоядия здесь не существует, но все-таки бросился бежать, сам не зная зачем и куда. Однако силы его быстро оставляли, яд

подействовал, и он упал…

Глава LIV

Прочитав книгу об ассассинах, Саша Николаич захлопнул ее, вполне удовлетворенный своим чтением. Теперь он мог с большею или меньшею вероятностью предполагать, что слова Крыжицкого, причастного к изуверской секте, были ложью! Оресту посчастливилось открыть связь этого господина с Али и теперь оставалось только окончательно удостовериться, что они между собой связаны.

Удостовериться в этом Саша Николаич мог легко. Стоило только поехать в город и проследить, не укрыл ли у себя Крыжицкий бежавшего Али, уверенного, что им совершено не мнимое, а действительное преступление.

Саша Николаич так и решил сделать.

Он позавтракал, велел заложить лошадей и, взяв с собой француза Тиссонье, всегда служившего ему переводчиком, поехал в город.

Там они быстро нашли гостиницу, где остановился Крыжицкий, и Саша Николаич очень удивился, когда после вопроса его об Агапите Абрамовиче привратник как-то смутился и убежал, а вместо него появился сам хозяин.

— Вам угодно видеть господина русского? — спросил он.

— Да! Его фамилия Крыжицкий! — пояснил Тиссонье.

— А вы знаете, что с ним случилось?

— Нет!

— Вы родственники или знакомые?

— Ни то ни другое. Он приезжал к нам на мызу вчера по делу, и нам надо его видеть.

Хозяин вздохнул и поднял взор к небу.

— К сожалению, вы опоздали!.. Его только что нашли на берегу моря зарезанным; а недалеко от него находился труп неизвестного человека, по-видимому, восточной народности.

— Турка? — спросил Саша Николаич.

Хозяин говорил по-французски и разговор шел на этом же языке.

— Может быть и турка! — произнес хозяин.

— Да ведь это наш! — воскликнул Тиссонье.

— То есть как ваш? — задал вопрос хозяин.

— У нас в услужении был турок, который бежал сегодня рано утром и пропал без вести, — пояснил Тиссонье.

— Но, позвольте, вы должны заявить властям!

— Мы с удовольствием заявим о том, что знаем.

— В таком случае, — сказал хозяин гостиницы, — я вас попрошу подняться наверх, там как раз идет допрос турчанки, которая приехала сюда с этим русским! Ужасные нравы у них там, на Востоке!.. В нашем городе и вдруг такое происшествие!..

Саша Николаич и Тиссонье оказали большую помощь при допросе, потому что ни турчанка, ни евнух ни по-голландски, ни по-английски, ни по-французски, ни по-немецки не говорили, зато понимали по-русски, а для допроса требовался переводчик.

Саша Николаич и Тиссонье взяли на себя эту роль.

Саша Николаич переводил с русского на французский, а Тиссонье — с французского на голландский.

Таким образом, полицейский агент смог узнать, что турчанка с евнухом решительно ничего не могут показать по данному делу. Зато рассказ о турке, сделанный Сашей Николаичем, был воспринят полицейским с живым интересом, и он все записал в протокол от слова до слова.

Полицейский опечатал вещи, принадлежащие Крыжицкому (он, собственно, главным образом, и являлся за ними в гостиницу), и ушел, оставив Сашу Николаича и Тиссонье в обществе турчанки и евнуха.

— Да! — сказал евнух. — Наш господин погиб ужасной смертью, но теперь, дело прошлое, можно и говорить!.. Он был достоин такой смерти!

— Вот как? — удивился Саша Николаич. — Почему вы так думаете?

Евнух, как бы спохватившись, что у него от излишнего волнения вырвалось из уст неосторожное слово, сейчас же стал отнекиваться: