Темные силы
Шрифт:
— Время не обеденное… — А у нас день ненормированный.
— А это? — Горчаков приподнял бутылку.
— Ну знаешь… Ничему ты от своих подследственных не учишься. Главное — все отрицать. Даже если у тебя копыта, надо отвираться тем, что ты не дьявол, а кентавр, — это, конечно, я не сама придумала, где-то прочитала, а вот теперь, в результате потрясения афоризм всплыл у меня в памяти.
— Леша… — это уже Алена положила ему руку на плечо. — Я вспомнила кое-что… Может, хоть это тебя успокоит?
— Что? — он оборотил к Алене измученный взор.
— После
— Почему бред? — с трудом отвлекся Лешка.
— Потому что. Это совершенно проходной материал, ничего в нем особенного нет. И для регионального издания никакого интереса не представляет. Магазин находился в городе, а не в области. И еще — статья откровенно рекламная. Зачем ее перепечатывать, да еще и за деньги? Чушь.
— И что? — тут уже Старосельцев заинтересовался историей.
— И ничего. Я его отправила к главному редактору, но судя по тому, что главред наш молчал, тот так и не позвонил.
— А что за газета? Как называется?
— Я же сказала, название дурацкое. Издевательское прямо. «Раздвоенное копыто».
13
Вернувшись в прокуратуру, я позвонила в область главному инженеру комбината и спросила его, как выглядел Илья Адольфович Эринберг. Собственно, мне давно надо было об этом спросить, но сбивало с толку то, что известно его имя. Зачем интересоваться внешностью человека, которого мы знаем по имени?
— А внешность — обычная, — растерянно сказал главный инженер. — Ну, я не знаю, как вам сказать… Вы меня озадачили.
— Вы не помните? — удивилась я.
— Я просто видел его мельком, и даже не уверен, что это был Эринберг. Я ведь договор этот чертов не подписывал, может, вам лучше у директора спросить? Он недели через две вернется из Москвы.
Интересно, что он делает в Москве, если комбинат не работает, а сам он себя уже обеспечил до десятого колена, подумала я. Неужели командировка?
— Он оформил командировку за счет завода, —поябедничал главный инженер, — а на самом деле поехал на свадьбу племянницы. Та в Москве живет, замуж выходит за чиновника какого-то.
— То есть искать его сейчас в Москве бесполезно? — нервно уточнила я.
— В общем, да.
Попрощавшись с ним, я позвонила в ЦАБ [1] .
— Эринберг, пожалуйста.
— В Санкт-Петербурге и Ленинградской области не зарегистрирован.
— Но ведь был?
— Не был.
1
Центральное адресное бюро.
Ладно; в договоре займа указан номер паспорта Эринберга и место регистрации. В районе, где паспорт выдавался, работал мой однокурсник. Порывшись в прокурорском
— Читал, кстати, интервью с тобой, в какой-то криминальной газетенке, — поделился он со мной сразу после приветствий. — Фотография там, правда, дурацкая, или ты так постарела?
Ну даже если это и так, раздраженно подумала я, неужели нельзя держать язык за зубами? Я же при встречах никогда не предлагала ему срочно бежать к стоматологу, потому что у него зубы в елочку! Но поскольку он должен был представить меня паспортной службе, я не стала употреблять резких выражений, даже нашла в себе силы пошутить.
— Я сейчас туда звякну, предупрежу, а ты через пять минут их набери, — сказал мой невоспитанный однокурсник.
Позвонив туда, я узнала, что паспорт с таким номером, старого образца, выдавайся, только не господину Эринбергу, а юной девушке, впервые получавшей этот документ. Причем выдавался уже после подписания исторического договора займа, разорившего комбинат.
Это было, конечно, плохо, но с другой стороны, окончательно укрепило меня во мнении об умышленных действиях директора комбината. Если бы он не состоял в сговоре с Эринбергом, уж наверняка проверил бы досконально человека, в руках которого была судьба огромного предприятия.
Тупик, подумала я, повесив трубку. И пошла к Горчакову.
— Леша, где взять газету «Раздвоенное копыто»?
— А ты думаешь, что она существует? Это не дурацкая шутка? Может, так с Аленой познакомиться хотели?
— Я понимаю, что кроме как о Алене, ты ни о чем думать не можешь. Но ради старой дружбы напрягись, а?
— Маш, ну откуда я знаю? Я вообще впервые услышал про такую газету. Наверное, надо найти убежденного сатаниста и взять у него подшивку.
— Как остроумно! Пока единственный известный нам сатанист — это Паша Иванов. Но у него никакой подшивки не нашли.
— А этот, твой? Злой гений Эринберг?
— А где ж его взять, — уныло сказала я. — Это фантом. Все о нем говорят, но никто его не видел. Или видели, но мельком. Так, что даже внешности не запомнили.
— Видали мы и не такое, — утешил меня Горчаков. — Сколько ты фантомов за свою следственную жизнь обналичила и упрятала в кутузку?
— В каком смысле?
— В таком. Ты приезжаешь на место происшествия, и у тебя — только фантом, больше ничего нет. Некто, совершивший преступление. Полгода расследования, и — хлоп! Обвинительное заключение.
— Да, Леша, но с сатаной я еще дела не имела. Извини, что отвлекаю.
Лешка сочувственно на меня посмотрел, но ничего не сказал.
Я пошла к себе, бездумно посидела некоторое время за столом, тупо глядя на обложку Уголовно-процессуального кодекса, и решила пойти домой.
Заглянув к Зое, я ей так и сказала. Она, прямо совсем как Горчаков, посмотрела на меня с сочувствием, но не промолвила ни слова, только кивнула.
Только выйдя на улицу, я обнаружила, что уже без двадцати шесть. То есть практически вовремя ушла.