Темные тропы
Шрифт:
Он посвятил свою жизнь империи и ее возвеличиванию. Еще в лоне храма Грифонов, увлекая за собой других жрецов, он душой и телом отдавался борьбе против фениксийской независимости и отстаивал принципиальную позицию по отношению к Алым башням, требуя от фениксийцев конкретного вклада в дело укрепления империи. В мечтах он видел, как армия Грифонов и Фениксов расширяет границы империи до последних пределов Миропотока, как победоносные рыцари потрясают сверкающими мечами, опустошая земли своих врагов. Только империя, простирающаяся от Драконовых полуостровов до далекой Каладрии, была бы в состоянии в один прекрасный день смело выступить против Харонии. Чтобы азделаться с королевством мертвых, необходимо бы прежде подчинить себе Миропоток. Это было искреннее и безоговорочное убеждение, которое питало его честолюбивые чаяния со времени появления у Сол-Сима первых признаков мутации. Он приучил
Он погрузил руку в шелковистые перья, которые покрывали его шею, и смерил взглядом Януэля. Он находил оскорбительным тот факт, что имперская делегация взяла на себя труд явиться сюда, чтобы договариваться о его капитуляции. По его мнению, следовало ночью послать на приступ вооруженный отряд, заковать в кандалы подмастерьев и взять Януэля, чтобы лично учинить над ним расправу. Вместо этого опекунский совет согласился вести переговоры… «Вы пригодны лишь на то, чтобы воспитывать девчонку», – подумал он. После смерти императора власть фактически перешла к опекунам, которые растили его дочь. Этот узкий круг, объединявший советников покойного императора, пытался найти ему преемника. Один из советников, по имени Меандр Эшел-Он, присоединился к делегации. Жрец относился к нему со снисходительностью, смешанной с презрением. Это был маленький толстобрюхий человек, с лицом покрытым красными прыщами и с танцующей походкой. Большой любитель выпить, известный своей откровенностью в высказываниях, он со своей неизменной шляпой из гранатового фетра был завсегдатаем кулуаров власти и лишь в редких случаях одаривал кого-либо своей дружбой. Он жил на отшибе, в обветшалом доме старой части города, и безжалостно гнал от себя льстивых посетителей, искавших его расположения ради того, чтобы приблизиться к императору. С давних пор все дивились, как он, не имея никаких влиятельных связей при дворе, смог добиться такой близости к власти. Его здравый смысл и безапелляционные речи совершенно особенным образом раздражали служителей культа Грифонов. Этот человек не единожды воспрепятствовал жрецам повлиять на управление страной и умеючи играл на своем исключительном праве опекунства, чтобы поставить им заслон.
Сол-Сим не усматривал в этом ничего, кроме позиции ретрограда, надежд честолюбца, который отказывался признать всемогущество священного культа. Он сердито фыркнул при мысли о том, что с этим претенциозным типом он вынужден вступать в переговоры, подчиняясь приказам Коорты, верховной жрицы, разделявшей его устремления и тревоги. Старуха к нему прислушивалась и с недавних пор без ограничений распахнула перед ним двери в храм Альдаранша. Однако он был проницателен и не питал никаких иллюзий в отношении исхода их сообщничества. Одним щелчком пальцев она могла потребовать его головы или просто отлучения, что для него было равнозначно. Его не смущала перспектива Действовать в ее тени. Он готов был стушеваться и пролить свою кровь, оросив ею земли бессмертной империи.
Он услышал слева от себя свистящее дыхание Эшел-Она. Изнуренный подъемом по лестнице, опекун переводил дух и утирал вспотевшее лицо. Он был в трауре, но от своей шляпы не отказался. Его глаза, искрящиеся и подвижные, с любопытством изучали помещение. Когда их взгляды встретились, он ограничился загадочной улыбочкой и перенес свое внимание на Януэля.
Сын Волны поднялся навстречу делегации, положив руку на свое сердце. Спавший с того самого момента, как вылечил раны Януэля, Феникс пульсировал отныне с обнадеживающей силой. Его присутствие вселяло мужество и дарило тепло, которое ощущалось через плотную ткань рубашки. Януэль отказался от присутствия Фареля и учеников, допустив, чтобы его поддерживал во время переговоров только Феникс. Он хотел символической встречи, чтобы засвидетельствовать перед всеми, что, не уклоняясь ни от каких испытаний, он принял на свои плечи то тяжкое бремя, которое доверили ему Волны. Он действовал так не из гордыни, но из стыдливости по отношению к тем жертвам, на которые столь многие пошли, чтобы предоставить ему право оказаться здесь.
Он хотел с достоинством выдержать бой, ибо в этот самый момент на карту была поставлена судьба Миропотока, и он чувствовал, как новые силы вливаются в его вены. Ему казалось, что он сбросил изношенную старую одежду,
Источник, воплощением которого она была в его душе, эта чистая влага, которой он привык утолять свою жажду, чтобы воспрянуть духом, внезапно стал настолько реальным, что он содрогнулся с головы до ног. Да, она была здесь, в его теле. Она и все другие, все Волны, которые принесли себя в жертву для того, чтобы он увидел свет. Волшебством была пропитана его кровь, оно текло в его жилах, и он подумал о реке Пепла, которая окружает Харонию, ставя ей неодолимую преграду. Быть может, его кровь точно так же защищает его от опасности, зреющей внутри его собственного тела? Он отогнал эту мысль и вновь обратил свое внимание на посетителей.
Он сотворил приветственный знак Завета, соединив ладони на уровне лица и раздвинув пальцы веером, подобно языкам пламени Феникса Эмиссары лишь коротко кивнули в ответ, затем один из них вышел вперед. Худой и бледный, он осторожно держал в руках свиток цвета слоновой кости. Остановившись перед Януэлем, он развернул его. Пергамент с шуршанием коснулся пола. Эмиссар откашлялся и принялся читать важным голосом:
– «Януэль, мы явились сюда для того, чтобы предъявить вам требование вашей капитуляции. Из уважения к гильдии фениксийцев, которую вы представляете, империя согласилась с необходимостью этой стречи. Здесь присутствуют: генерал Дан-Хан, командующий императорскими легионами Скорпиона…
Соренастый человек с длинными волосами цвета кса ограничился легким кивком. У него было аскетическое лицо, изувеченное шрамами, и стальной взгляд, которым он уставился на Януэля.
– Мессир Медель-Ан, имперский коммерсант и кузен покойного императора…
Ясные глаза, румяное лицо в обрамлении светлых шелковистых волос. Это был человек не старше тридцати лет, и, казалось, он чувствовал себя неловко. Он изобразил на лице неопределенную гримасу и торопливым жестом предложил эмиссару продолжить представление.
– Мессир Эшел-Он, императорский опекун и член временного совета…
Последний снял свою шляпу и раскланялся, сощурив глаза.
– Мессир Сол-Сим, уполномоченный Храма, командор имперских Грифонов…
Жрец отозвался на свое имя щелканьем клюва и взъерошил перья.
– Представители империи готовы точно определить условия вашей капитуляции, – продолжил эмиссар. – Она будет объявлена, добровольно или принудительно, с наступлением темноты. Если ворота этой Башни останутся на запоре, когда погаснет последний луч солнца, имперские власти оставляют за собой право использовать вооруженный отряд, чтобы захватить ее. Помимо этого, мы требуем, чтобы вы, Януэль, ответили за ваши преступления перед императорским двором и предстали перед судом за убийство императора». – Здесь эмиссар сделал паузу и опустил руку, державшую свиток. Лишь потрескивание свечей и шелест ткани нарушали тишину, пока он вновь не заговорил холодным голосом: – Делегация империи доказала свое великодушие, согласившись на встречу с вами. Она пошла на это, чтобы избежать кровопролития. Если вы будете упорствовать, империя докажет свою решимость.
Януэль расправил плечи.
– В чем состоят обвинения, выдвигаемые против гильдии? – спросил он.
Сол-Сим сделал шаг вперед, положил руку на плечо говорившего эмиссара и взглядом попросил у своих спутников слова. Они молча согласились.
– Обвинения, Януэль? Меня удивляет, что мы должны вам о них напоминать. – Он повысил свой гнусавый голос, вибрирующий и поучающий: – Фениксийская лига виновна в пренебрежении к народу империи. По вашей вине тысячи граждан были истреблены и приговорены стать жертвами нападения Харонии, не имея права защищаться. Вы унижаете эту страну, которая умирает на ваших глазах. Сегодня уже не может быть и речи о том, чтобы оставить безнаказанным подобное равнодушие. Лиги, вашей лиги, Януэль, больше не существует. Отныне она принадлежит империи, которая желает получить право, простое право, защищать свои границы, без зазрения совести отдаваемые вашей лигой королевству мертвых. Вот обвинения, которые тяготеют над вами!
В какой-то момент Януэль обвел взглядом обращенные к нему лица. Они отражали враждебность и недоверие, повсеместно поддерживаемое распространявшимися о нем слухами. В глазах имперского коммерсанта он также прочел страх. В стороне от других, стараясь держаться ближе к двери, этот человек следил за его реакцией, как если бы боялся, что с минуы на минуту его уничтожит пламя Феникса. Януэлю стало ясно, какова на самом деле та власть, которой он обладает. Его путешествие поразило умы и отныне внушало страх. Он не знал, смеяться ему над этим или плакать.