Темные туннели. В интересах революции. Непогребенные. Трилогия
Шрифт:
Довести свою мысль до конца он не успел — силы оставили его окончательно.
Глава 4
ДОКТОР ДЖЕКИЛ, МИСТЕР ХАЙД
Сгусток оранжевого света то медленно плыл по темноте, то начинал раскачиваться с такой скоростью, что сливался в пылающую дугу. Свет этот не рассеивал мрака, а делал его еще гуще. И при всем этом загадочный огонек вел Томского. Куда и зачем? Толик этого не знал, лишь подозревал, что идет навстречу тайне, которую жизненно необходимо срочно раскрыть. От того, способен ли он на это, зависела его дальнейшая судьба.
Когда из темноты выпрыгнула чья-то рука, Томский
— Говорю тебе, Толик. Это человек… Это существо в желтом появляется из ниоткуда, чтобы исчезнуть в никуда, — чрезвычайно быстро, но членораздельно залепетал он. — Сейчас оно здесь. Слышишь шаги?
Толик слышал. Оттолкнув часового, он двинулся вслед за оранжевым огоньком — своей путеводной звездой. Она описала в воздухе плавную дугу и повисла над тлеющими угольками костра. Желтый хоть сидел спиной к Толику, но, конечно же, знал о его присутствии. Он спокойно погрузил руку в костер, зачерпнул пригоршню угольев и принялся пересыпать ее из одной ладони в другую. Существо хотело продемонстрировать Томскому, что не чувствует боли.
Анатолий обошел вокруг костра и наконец увидел лицо Желтого. Хобот противогаза рос у монстра прямо из носа, вместо глаз поблескивали два круглых, вросших в кожу стекла, а фиолетовые губы были плотно сжаты. Костюм химзащиты ядовито-желтого цвета облегал тело чудища, как перчатка. Возможно, этот наряд был вовсе не костюмом, а кожей существа.
— Кто ты?
Вместо Желтого на вопрос Толика ответило эхо:
— Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты…
— Что тебе нужно на моей станции?
— Нужно на моей станции, моей станции, станции…
— Уходи или…
— Или? — наконец произнесло чудовище. — Фиолетовые губы раздвинулись, обнажив ряд мелких, острых зубов и черный, распухший язык. — Или что, Томский?
— Я убью тебя!
— Глупо. Ведь я — это ты.
Желтый вдруг швырнул в него пригоршню угольев. Они угодили в грудь и просыпались под одежду.
— Ну все, урод!
Томский перешагнул через костер и сомкнул руки на шее монстра, который даже не пытался сопротивляться. Он душил Желтого с упоением. То ослаблял захват, позволяя монстру сделать глоток воздуха, то усиливал давление. Темные стекла превратились в глаза, хобот исчез. Умирая, чудовище превращалось в человека. Анатолий разжал пальцы. Желтый завалился набок. Его тело уменьшилось в размерах. Будто сдулось.
— Дядь-Толь…
Томский в ужасе попятился. У потухшего костра лежал вовсе не монстр, а Миша. Что он натворил?! Толик упал на колени, приник ухом к груди мальчика. Сердце того не билось.
Томский закрыл глаза, тряхнул головой. Проверенный способ изгнать кошмар сработал — Анатолий больше не видел тела. Вокруг вновь царил непроглядный мрак, по которому плыл оранжевый огонек. Толик наконец понял его природу. Это была нить накаливания лампочки-груши. Он был в своей комнате. Лежал на кровати с подсохшей уже тряпкой на лбу. Елена уснула прямо на табурете, прислонившись к стене. Анатолий встал. Коснулся рукой плеча жены. Та дернулась, открыла глаза.
— Ой, я, кажется, уснула. Ты как?
— Отлично. Ложись.
— А ты?
— Да вот, что-то проснулся и не могу уснуть, — Толик взял с тумбочки потрепанный томик Кропоткина. — Почитаю.
Томский пробежал взглядом несколько страниц, чтобы понять: рассуждения Петра Алексеевича об устройстве общества совсем не то, что нужно сейчас. Может, тогда Гумилев? Стихи не раз помогали Томскому собраться
Прокрутил в голове вчерашний день. Встречу с Берзиным. Вспышку света фонарика, вызвавшую череду галлюцинаций. Значит, вчера он вырубился прямо в туннеле. Болезнь прогрессировала, а сопутствующие ей кошмары норовили слиться с реальностью, стать ее частью. Отсюда вывод: чем быстрее он отправится на поиски Академлага, тем лучше. Лучше не только для него, а и для всех остальных. Перестанет дергаться Елена, которой сейчас противопоказаны любые волнения. Спокойнее станет на станции, которая взбудоражена его хождениями во сне. В общем, слушали-постановили — отправляться в дорогу этим же утром. С Вездеходом он уже договорился, остается уломать прапора.
Необходимость действовать, как всегда, накачала Томского адреналином. Он быстро умылся, оделся и собирался выйти в вестибюль, когда дверь распахнулась сама. На пороге стоял Аршинов. Бледный и какой-то взъерошенный.
— Беда, Толян. Убийство у нас.
— Кто? — выдохнул Толик.
— Мишку нашего, пацаненка кто-то задушил. Часовой ничего не видел. Его кто-то шарахнул по голове. Труп нашел только после того, как очухался.
Томский окаменел. Значит, сон его был вещим? Значит, на станцию действительно проник посторонний? Вспомнилась последняя встреча с мальчуганом. Его хитро прищуренные глаза. «Вы будете первым, кому я обо всем расскажу», — так говорил Мишка. О чем он хотел поведать? Теперь этого не узнаешь. Толик сжал кулаки, стиснул зубы.
— Хочу все сам осмотреть.
— За этим я и пришел, — вздохнул Аршинов. — Ты ведь больше других с несчастным хлопчиком общался…
Оказавшись на платформе, Толик услышал вопль. Кричала Клавдия Игоревна. Два дюжих мужика не могли оттащить ее от тела сына. Томский и Аршинов остановились в сторонке, дожидаясь, пока женщину уведут. Впрочем, как ни старался Анатолий избежать встречи с обезумевшей от горя матерью, она его заметила.
— Толя! Найди этого изверга! — закричала Клавдия Игоревна. — Найди, чтобы я могла выцарапать ему глаза! Жить ему в тьме кромешной! Сдохнуть в мучениях! Найди его! Найди!!!
Томский не удержался. Прижал руки к ушам, но все равно продолжал слышать прерываемые рыданиями вопли.
Первым пришел в себя прапор.
— Товарищи мои дорогие. Друзья! — обратился он к людям, сбившимся в толпу у места преступления. — Расходитесь, прошу вас. Мы во всем разберемся. Убийца понесет заслуженное наказание. Это говорю вам я, Аршинов!
Тихо переговариваясь, люди подчинились.
Мишка лежал, широко раскинув руки. Он выглядел бы спящим, если бы не слишком высоко запрокинутый подбородок и багровые следы пальцев на шее. Направляясь к трупу, Толик запутался в обрывке колючей проволоки и с трудом освободил ногу. Проклятый Берилаг, который каждый житель станции старался забыть, как страшный сон, упорно напоминал о себе.
— Взгляни-ка сюда, — позвал Томского прапор.
Он присел на корточки рядом с бетонным столбом, лежавшим на подушке из битого кирпича. Стараясь не смотреть на мертвого мальчика, Толик подошел к Аршинову. Тот ткнул пальцем в багровое пятно неправильной формы, расплывшееся на ребре столба.
— Кровь, Толян. Кровь убийцы. Наш Мишка защищался.
Томский кивнул. Оставалось самое трудное — он все-таки должен осмотреть тело. Точнее, Мишкины руки. Возможно, парень оцарапал убийцу. Оставил на нем отметину, чтобы пусть и мертвой рукой указать на преступника.