Темные воды
Шрифт:
В любом случае, было бы очень хорошо завладеть этими письмами. Если они, конечно, вообще существуют… Она была вполне способна сделать воображаемое более опасным, чем реальность. Из всего этого могло получиться только то, что ее непомерная любовь к внуку погубит его.
Раздражение Эдгара вырвалось наружу.
— Амелии требуются бальные платья, моей жене кажется, что она замерзнет до смерти без новых мехов, ко мне прибывают два не имеющих средств ребенка, к рождению которых я не имею никакого отношения, но которых надо содержать, а теперь вы от имени моего безголосого сына находите уместным просить новую лошадь, которая, вероятно, сломает ему шею! Что я такое для вас, мама? Просто счет в
— Как забавно! — Леди Арабелла восторженно хлопнула руками. — Очень подходящее описание. Только вы могли подумать об этом, дорогой мой. Но это относится к большинству людей, не так ли? В основном к мужчинам, но иногда и к женщинам, если у них хватило ума держать деньги вне досягаемости их мужей. Ах, мужчины — до чего же вы хищные существа! Вы должны признать, Эдгар, что новое бальное платье или золотая безделушка — это пустяк но сравнению с тем, чего может пожелать мужчина.
— И что же это, мама? — послышался от двери голос Луизы.
Леди Арабелла близоруко моргала, смотря на свою дочь.
— Боже милостивый, Луиза, вы великолепно выглядите. Я должна сказать, что Эдгар превосходно одевает вас.
— Что вы имеете в виду, мама, — раздраженно сказала Луиза. — Я надевала это платье уже десяток раз. Я только что говорила Эдгару, что нам с Амелией нужно сделать множество покупок. Но почему вы сидите в темноте? — Луиза потянула за шнур звонка. — Почему этот дом всегда такой темный и холодный? Даже в летний вечер.
Эдгар почувствовал семейную тактику. Они будут продолжать его клевать до тех нор, пока эти чёртовы новые меха не будут куплены. Его семья — это просто пиявки, подумал он с холодной ясностью. Только Фанни никогда и ничего у него не просила. Иногда он даже хотел, чтобы она тоже делала это, и тогда у него появился бы повод сердиться и на нее.
— Так скажем ли мы сегодня Джорджу о его новой лошади? — сонно сказала леди Арабелла. — Милый мой мальчик. Он заслуживает этого. Он едва не умер за свою страну.
6
Трамбл ждал их на крошечной станционной платформе. Ханна несла уснувшего Маркуса, Фанни попыталась взять Нолли за руку, но девочка решительно отдернула ее. Она шла около Чинг Мей, маленькая, прямая и независимая. Уже было больше восьми часов, и она должна была падать от усталости. И на самом деле ее лицо было бледным, но глаза смотрели все так же ярко.
Фанни обратила внимание на то, как Трамбл разинув рот смотрит на их приближение. Косичка Чинг Мей и ее брюки поразили его. Он, конечно, ожидал китаянку, но в обычной одежде из верхней и нижних юбок.
В воздухе стоял туман. Ветер был прохладным и свежим, как холодная вода. Фанни глубоко дышала, чувствуя знакомый приятный запах сырой земли и вереска. Возможно, она тосковала бы и томилась по этому запаху и ветру с пустошей, если бы уехала за границу или осталась в Лондоне.
Наконец Трамбл пришел в себя, сиял шапку и двинулся вперед, чтобы помочь с багажом. В то время как они были готовы забраться в карету, внимание Фанни было привлечено другой маленькой группой, также сошедшей с поезда. Она смотрела на них с жалостью и ужасом. Это был человек в наручниках между двух охранников. Он был на пути в тюрьму. Фанни уловила только очертания его худого бородатого лица при ярком свете станционных ламп, прежде чем его увели.
Она вздрогнула. Заключение — это ужасно. У него столько разных форм. Лицо заключенного было невыразительным, как у Чинг Мей. Как временами должно было выглядеть и ее собственное лицо.
К счастью, никто больше, казалось, не заметил этого эпизода. И в карете, когда Маркус проснулся и начал плакать, Фанни вдруг вспомнила о леденцах, которые дала ей леди Арабелла. Они остались нетронутыми в ее сумочке. Она достала маленький коричневый бумажный пакет и раздала липкие конфеты.
— Вот так, — сказала она. — Мы будем дома меньше чем через час. Она снова помимо своей воли подумала о заключенном, когда карета остановилась около входной двери, и Трамбл помогал всем им выйти.
Либо случайно, либо намеренно шторы в окнах гостиной не были опущены и при ярком свете ламп сцена внутри была видна во всех деталях.
Леди Арабелла дремала в своем высоком кресле у огня. Напротив нее на софе тетя Луиза, топазовое ожерелье которой блестело в лучах света, была глубоко погружена в оживленный разговор с леди Моуэтт. Дядя Эдгар стоял, куря сигару, и разговаривал с сэром Джайлсом. На лице дяди Эдгара было самое благожелательное выражение. Он выглядел сытым и довольным, абсолютно беззаботным человеком. Сэр Джайлс только что сказал ему что-то приятное, так как он сделал укоризненный жест своей сигарой. У сэра Джайлса, в отличие от несчастных существ, находящихся на его попечении, было румяное веселое лицо, наводившее на мысль, что он обычно хорошо обедает, а его винный погребок не хуже, чем у дяди Эдгара. Его жена была скромно одетым, спокойным существом. Тетя Луиза, с ее ожерельем медового оттенка и массивным кринолином выглядела по контрасту чрезмерно пышной. В стороне от них Амелия и Джордж сидели за карточным столом и играли в карты. Джордж выглядел весьма красивым молодым человеком. С этого расстояния на его лбу не были видны морщины от тяжкой концентрации мысли, перемежающиеся с моментами, когда взгляд его принимал отсутствующее выражение. На Амелии было муслиновое платье с узором в виде веточек и синий бархатный пояс. Ее волосы были высоко заколоты во взрослой манере, и сама она выглядела вполне взрослой и уверенной в себе любимой дочерью богатых родителей.
Это была приятная картина. Никто другой на этой сцене уже не был нужен.
Снова Фанни испытала это подавляющее чувство, что для нее нет настоящего места в этой семье. Ветер дул резкими порывами, снова заставляя ее дрожать. Лошади беспокойно двигались по камням дорожки. Ханна сказала:
— Теперь такой большой мальчик, как вы, уже может идти, — и опустила Маркуса вниз. Внезапно Фанни поняла, что эти чужие дети, Нолли и Маркус, тоже видели всю эту теплую комнату. Она почувствовала, что в ее руку проскользнула маленькая, очень холодная рука. Она посмотрела вниз. Около нее была Нолли. Девочка не смотрела вверх, не издала ни звука. Ее лицо скрывала шляпка. Только ее холодные пальцы говорили. Фанни протянула другую руку Маркусу, и некоторое время все трое стояли там, безвозвратно связанные друг с другом.
Она поняла, что другого пути для нее не было. Теперь она полностью объединилась с ними. Она не жалела, что вернулась назад.
Затем тяжелые дубовые двери распахнулись, свет хлынул на камни, и Паркер уже стоял в дверях, приглашая их войти после холода улицы. Семья в гостиной услышала шум, и послышался глубокий добродушный голос дяди Эдгара, произносивший с приятным возбуждением:
— Кажется, приехали дети. Пойдемте и встретим их. Леди Моуэтт, вам будет интересно увидеть детей моего бедного брата? Луиза, любовь моя…
Действительно, казалось, что здесь им все рады.
Они вошли внутрь. Ханна потихоньку увела Чинг Мей вверх но лестнице. Фанни стояла с льнущими к ней детьми.
— Итак, — сказал дядя Эдгар, подводя палец к подбородку Нолли и мягко поднимая его. — Это должна быть Оливия. Я твой дядя, девочка, Я надеюсь, что ты полюбишь меня. А это мальчик. Ш-ш, ш-ш, слезы не годятся. У меня есть что-то такое, что заинтересует вас. Вы хотите посмотреть мои часы? Ручаюсь, что у вашего папы таких не было. Они играют мелодию.