Темные воды
Шрифт:
Он не двинулся. Его глаза тоже сосредоточились на ее шее. Однако не так, как глаза дяди Эдгара.
— Вы носите очень дорогое украшение для человека, который говорит о себе, что не имеет ни гроша.
— Если вы воображаете, что у меня есть шкатулка с драгоценностями, переполненная подобными вещами, мистер Марш, то вы ошибаетесь.
Их глаза встретились в суровом решительном поединке. Первым заговорил Адам.
— Я ничего подобного не воображал. Я думаю, это вам подарил дядя.
Рука Фанни была на сапфировом
— В чем дело? — услышала она его вопрос, заданный участливым голосом.
— Я пыталась, — напряженно сказала она, — я пыталась бежать отсюда. Но приехали дети, которые остановили меня, и сейчас…
— Я прошу вас не уезжать.
— Вы? Почему?
Не отвечая, он подошел ближе. В его глазах был тот глубокий странный блеск, который она уже однажды видела.
— Потому что мне бы не хотелось, чтобы вы уехали.
Ее голос потерял всю свою уверенность.
— Возвращайтесь к Амелии.
— Вы уже говорили это. Я не собираюсь делать этого, — его руки уже были на ее талии, и она безвольно позволяла притянуть себя к нему, — до тех нор, пока не поцелую вас.
Она почувствовала прикосновение его тела к своему. Она знала, что ей следовало бы бороться, но ее губы раскрывались, а глаза закрывались. Очень хорошо, пусть он поцелует ее. Чем может быть поцелуй? Конечно, не этим странным ошеломляющим восторгом, заставившим ее почувствовать сильное головокружение. Она вынуждена была опереться на него, ожидая прикосновения его губ, однако так и не дождалась его.
Потому что мгновением позже ее рванули назад так резко, что она чуть не упала.
— Не делайте этого, Марш, — донесся голос Джорджа. Его хватка на плечах Фанни была такой крепкой, что ей пришлось бы унизительно бороться, чтобы высвободиться. Она яростно сказала:
— Джордж, вы дьявол!
Джордж засмеялся от удовольствия и торжества. Его глаза были слишком яркими от того, что казалось несдерживаемым возбуждением.
— Фанни моя, мистер Марш, как вы, должно быть, заметили. Мне пришлось дать попять это и мистеру Барлоу тоже.
Адам был очень бледен, его рот сердито сжат.
— Вам не кажется, что вы слишком много на себя берете, Давенпорт? Мне кажется, ваша кузина не такой человек, которым можно командовать. Я предлагаю вам убрать от нее руки.
— Чтобы вы могли целовать ее в темном углу! Ни за что!
Никто из них не слышал, как подошла тетя Луиза. Вдруг оказалось, что она стоит там, похожая на огромный малиновый пион, дрожа от негодования.
— Фанни! Что здесь происходит? Неужели вы позволяете этим глупым мужчинам ссориться в вашем присутствии? Джордж! Мистер Марш! Я удивлена. Мистер Барлоу тоже здесь?
— Мистера Барлоу здесь нет, мама, — самоуверенно сказал Джордж. — Фанни и я
Фанни вырвала у Джорджа свою руку. Она пылала от ярости.
— Я не собираюсь танцевать с вами, Джордж. Ни сейчас, ни когда-нибудь в будущем! Я не собираюсь танцевать ни с кем. У меня болит голова. Прошу меня извинить.
— Но, Фанни…
— Нет, Джордж! Этой ситуацией никто не владеет.
— Но, Фанни…
— Вы хотели бы, чтобы я упала в обморок у ваших ног, тетя Луиза?
— Что за чепуха! Вы в жизни никогда не падали в обморок.
Фанни уже была у дверей. Джордж, красный и озадаченный, сделал невольное движение, чтобы последовать за ней. Адам стоял совершенно спокойно, его лицо было сдержанным и лишенным выражения. Он мог противостоять Джорджу, но он был слишком джентльменом (или слишком трусом?), чтобы противостоять тете Луизе. Опять она оказалась перед лицом разочарования. Как сказал Джордж, он хотел только урвать поцелуй в темноте.
Итак, ее красивое платье, ее удовольствие во время танцев, ее бесконечно оптимистическая надежда, что сегодня с ней может произойти что-нибудь чудесное, ни к чему не привели. У нее ни разу не было возможности потанцевать с Адамом. Она только поссорилась с ним, а затем безвольно подчинилась ему. Теперь она презирала его лишь немногим меньше, чем себя.
Она действительно чувствовала головокружение и слабость, и впервые безнадежность.
Она повернулась и побежала вверх по лестнице, прежде чем было произнесено еще что-нибудь.
Ханна зашла к ней в комнату узнать, не нужно ли ей успокоительного и не помочь ли ей раздеться. Фанни отослала ее. Она хотела только остаться одна.
Она позволила своему бальному платью соскользнуть на пол и легла на кровать в своих нижних юбках. Она могла слышать звуки скрипок, шум голосов и смех. Они звучали отдаленно, так как ее комната была в другом конце дома и выходила на тиссовую аллею, а далее на рощицу. Она подумала, что должен был почти наступить день, прежде чем разъедутся последние экипажи и остающиеся ночевать гости поднимутся наверх.
Ее голова сильно болела, и прошло много времени, прежде чем она смогла заснуть. Когда она все же заснула, то была внезапно разбужена резким воплем.
Она уставилась вверх, ощущая на себе тяжесть ночного кошмара.
О, это был всего лишь павлин, поняла она, почти готовая, и все же не в состоянии рассмеяться над своим глупым воображением. Хотя по-прежнему, казалось, было очень темно, скоро должен был наступить рассвет.
17
Амелия, уже одетая в свое утреннее платье из бледно-лилового муслина, стояла в дверях.