Тёмные времена. Звон вечевого колокола
Шрифт:
– Не обманывайся, Ярослав! Новгородцы, которые ходили с тобой в поход, только понесли убытки. И самое главное, ты здесь чужой! Ты всегда будешь чужим, и именитые люди Новгорода будут кланяться тебе, только если за тобой сила, а у тебя её сейчас нет!
– Ксения, в случае чего меня поддерживает великий царь и хан! Новгород не посмеет выйти из моей воли! Павша даже на Юрку перестал мне жаловаться, поняв, что мой наместник – это моя воля!
Ксения поняла, что она приехала сюда слишком поздно. Её муж совсем запутался в хитрых интригах, которые плели новгородцы.
– Не доверяй Павше Ананьевичу, – медленно сказала Ксения, – не считай его слабым. За этим человеком стоит сила, но она скрыта. Новгород не простит тебе то, что ты поставил тысяцким чужого! Не новгородца и не из земли новгородской. Надо было поставить тысяцким того, кто противостоит Павше и тем, кто за ним. Михаила Мишина, например, или ещё кого, но ни в коем случае не чужого. Павша объединит всех именитых людей Новгорода против тебя.
– Ты просто не хочешь понять, что прошлого Новгорода больше нет. Твой дядя был последним вольным посадником. Это время прошло, Ксения.
– Ох, Ярослав, я родилась здесь и с рождения слышала о том, что наша свобода и старинные привилегии – главное богатство новгородца. Ты и вправду веришь, что можно предать это всё забвению? На это уйдут годы, и то это станет возможным, если Новгород ослабнет. Если люди поймут, что вольность Новгорода стоит им хлеба насущного. И даже тогда не сразу откажутся они от этого. И отказавшись, ещё долго не забудут. Давай уедем во Владимир и сохраним лицо. Надо спешить, Ярослав.
Великий князь рассмеялся.
– Тебе, Ксения, надо детей нянчить, а ты всё хочешь дела государственные вершить. Не бойся, новгородская верхушка верна мне. Тысяцкий и посадник мои люди, а скоро я и концевских старост своих поставлю. Увидишь, Новгород станет другим.
– Если ты не услышишь меня, Новгород мы не удержим. Хотя бы верни свою рать или сам езжай к ней!
Подготовка мятежа
В доме Павши Ананьевича собралось немало бояр славного города Новгорода. Павша разделил с ними трапезу. Он не спешил сразу начинать беседу. Сначала все плотно поели, и только насытившись, посадник начал разговор.
– Бояре! Вот что я вам скажу! Великий князь слеп к моим просьбам! Каждый день жалуюсь я ему на бесчинства племянника его Юрия. Этот человек, поправ все законы православной веры нашей, сожительствует с язычницей и вместе с ней грабит нас! Скажи, Марткинич, за что твой терем забрал Юрка Паскуда? В чём вина твоя? Скажи нам, Марткинич!
Боярин Антон Васильевич Марткинич медленно встал и, погладив бороду, обратился ко всем.
– А нет вины моей, бояре! Не виновен я ни перед великим князем, ни перед Новгородом. Просто построил я терем красивый, чтобы Новгород мог им гордиться, и из зависти взял Юрка Паскуда и отобрал его у меня. А знаете, кому отдал он терем мой? Иноверке проклятой, змее подколодной, гадюке литовской!
Посадник дал всем нагалдеться и обсудить сказанное. Конечно же, все знали об этом случае, но пока никто не спешил высказываться, особенно до той поры, пока ратники великого князя были в земле новгородской.
– А ещё я вам, бояре, скажу, – вновь обратился ко всем Павша Ананьевич, – князь Юрий Андреевич, словно вор, пришёл и ограбил бояр Никифора, Романа и Варфоломея! Он забрал их серебро и тем самым почти разорил! Как теперь людям торговым и промысловым Новгороду служить, если главный враг наш в Городище и это наш наместник?
– Ну, хорошо хоть, что теперь великий князь сам будет управлять городом Рюрика, – сказал боярин Павел Дмитриевич, наиболее лояльный великому князю боярин, уже преклонного возраста и хорошо помнящий Александра Невского.
– А что великий князь? – сказал Павша Ананьевич. – Великий князь про всё это знает и всё это позволяет. Власть свою самодержавную укрепляет, бояре! А чтобы мы к силе не обратились, он тысяцким своего дружинника назначил, который, может, какими заслугами и прославился, но за Новгород ни капли крови не пролил! Вот оно как, бояре! Хочет великий князь всех нас на своих людей поменять и всю вольницу нашу загубить. Я, как посадник, думаю сложить с себя полномочия. Не могу я больше Новгороду служить, нет мочи.
– Не смей делать этого! – картинно закричал Себеслав Игоревич, который только и ждал этого момента, обговорив всё заранее со своим тестем. – Как никогда Новгороду нужен посадник. Если ты уйдёшь, то мы вместо того, чтобы вольницу города нашего отстаивать, словно волки, будем грызться за чин твой! Пожалей Новгород, посадник-батюшка, ты ведь ему служить клялся!
– Да, не смей оставлять нас, Павша Ананьевич, – поддержал посадника боярин Антон Васильевич, дом которого отдал Ядвиге наместник Юрий, – ты один у Новгорода остался, ты нас и веди. Мы за тебя стоять будем хоть супротив наместника, хоть супротив великого князя!
Павша Ананьевич был очень доволен собой. К нему на трапезу бояре приходили без должного почтения, многие считали его и вовсе прихвостнем великого князя, а теперь называли посадником-батюшкой и клялись горой стоять за него. Все были за него, даже самые лютые его противники.
– Надо звонить в вечевой колокол! – сказал боярин Марткинич. – По мне, так пусть народ решает, нужен нам такой князь или нет.
Боярин Павел Дмитриевич, тот, что высказался за князя, неспешно встал и направился к выходу.
– Я, бояре, против брата Невского не пойду и на вече это своё вече соберу. Юрка Паскуда творит беззакония, его и надо прогнать, а великий князь в его грехах невиновен!
– А ты, Павел Дмитриевич, забыл, как перед походом великий князь отобрал у нас берега реки Волхов и какие убытки люди промысловые и торговые понесли? Не нужен нам такой князь!
– Так ведь он Новгород столицей Руси, как при Рюрике, сделать хочет! Только представьте, какую пользу это принесёт!
– Нам вольница наша дороже!