Темный час рассвета
Шрифт:
На следующий день, действительно, после обеда, когда стражники замирают, затихают, потихоньку подремывают на своих постах, кормушка приоткрылась. Ломаный бросился к двери. Наклонился над окошком. Все притихли и стали прислушиваться.
— А баблос? — спросили с той стороны. — Тариф же знаешь? Меня же тоже по головке не погладят, если что.
— Баблос будет, еще и чаевые получишь. Мое слово — олово! Или ты сомневаешься?
— Пять минут! Не больше! Ни секундой! И тихохонько так! Не орать на всю тюрьму! Ясно?
— Заметано! Давай! А ты не мог
В школе у меня были пятерки по математике. Хорошая память на цифры. Достаточно два-три раза взглянуть и я запоминал любую комбинацию. Так что номер я помнил. Его даже мои пальцы запомнили, и я мог набрать его с закрытыми глазами.
— Рома! Где ты пропал? — услышал я знакомый голос. — Дважды тебе звонил, вне зоны доступа. Телефон заряжать надо. Я понимаю, что ты им редко пользуешься, можно сказать, что почти не пользуешься…
— Подожди, Толик! Я по-крупному вляпался. По самые уши! Хуже не бывает. И сам я ничего не сделаю.
Я кратко обрисовал ему ситуацию, не вдаваясь в подробности. Пинкертон тяжело сопел в трубку.
— Вот мудаки! — выругался он. — Да тут всё ясно, как божья роса. Ладно! Посиди немного и не дергайся. Если следак опять тебя выдернет, не говори ничего определенного. Так вокруг и около. Я немножко разгребусь и займусь твоим делом. Пока! Держи хвост пистолетом! Как сидится? Не обижают тебя? Еще и к уголовникам, суки, сунули.
— Толя! Мне нужно рассчитаться за телефон. Тут с этим строго. Как карточный долг.
Я назвал сумму. Услышал смешок. Товарищи по несчастью внимательно наблюдали за мной.
— Ого! Как подскочили тюремные тарифы! Блин, что я не пошел в каталажку работать! Ладно! Понял! Всё будет! Главное, сиди тихо и не высовывайся. Не вздумай проявлять инициативу!
Ломаный, вернув телефон, поманил меня. Я присел рядом. Улыбнулся ему. Всё же он мне помог.
— Деньги будут! Заметано! Зуб даю! Ну, кажется, дело выгорает. Если он берется, то всё доводит до конца. А деньги скоро будут!
— Да это само собой! Но услуга за услугу. Ты должен узнать у своего мента про братана. Что-то там всё так темно, как в заднице у негра. Может быть, хоть он прояснит. Какие-то сплошные непонятки. И братки почему-то молчат, совершенно не в курсах.
Я кивнул. Время пока есть обдумать, что выложить Ломаному. Чтобы и волки были сыты и овцы целы. Тут, как у саперов: ошибаются только один раз, расплачиваясь жизнью.
Она нечаянно нагрянет
На следующий день меня, как обычно, выдернули. И представьте мое удивление, за столом сидел не мой обожаемый следак Юра, а грозный Пинкертон. А Юра сиротливо жался у подоконника, прикрывая ладонями пах. То ли Пинкертон пнул его коленом?
Пинкертон поднялся, обнял меня за плечи. Улыбнулся. Похлопал и потряс, как грушу.
— Похудел, Рома! Ну, рассказывай всё подробно! А то тут твой следователь такое наплел! Под вышку тебя хочет подвести! Я правильно излагаю, Юрий Михайлович?
Юрик был явно напуган. Кивнул. И отодвинулся подальше в угол. Девице под стеклом на столе не было.
Потом он беззвучно пошевелил губами. И тихо промычал. Пинкертон, показывая на него пальцем, громко проговорил:
— И знаешь, что мне этот прыщ сказал? Вы, говорит, не мой начальник! Прикинь! Юрик! А если я на вас эсэс натравлю! Это как? Ну, что, Юрий Михайлович, молчишь? Совсем страх потеряли?
— Это что еще за бяка? — удивился я. — Фашисты что ли? Так у нас вроде бы они вне закона.
— Это, Рома, не бяка, это им полный крантец. Служба собственной безопасности. И есть у них там полковник Клещов. И надо же с фамилией как повезло. У него просто мания, страсть выводить на чистую воду, точнее на красную зону, оборотней в погонах. Что, Юрик, скажешь, что у вас тишь да гладь? Да Божья благодать? Басни мне будешь лепить?
Юрий Михайлович передвинулся поближе к окну и с тоской поглядел на заоконный пейзаж. Мне было его искренне жалко. Конечно, сволочь он порядочная, но зачем Пинкертон с ним так жестко. Просто глупый молодой человек! Надо же войти в его положение! Хотя лучше этого не делать, чтобы потом не мучили угрызения совести.
— Рассказывай! Всё, как на духу! А чего стоишь-то? Вот присаживайся к столу и валяй!
Я рассказал про обыск. Про понятых. Как меня поместили в обезьянник, а потом в следственный изолятор.
— Уверен, что не подкинули? — Пинкертон смотрел прямо в глаза. Такому врать опасно.
— Ну, да! Я же стоял всё время рядом с ними. Заметил бы, если чего-то попытались засунуть.
Пинкертон пожал плечами. Расстегнул курточку и сел против меня на место следователя.
— Ага! А раньше к тебе никто не заходил? Ну-ка, вспоминай! Хорошенько вспоминай!
— Нет. Вроде бы нет. Ты же знаешь мой образ жизни: гости ко мне не ходят, девушки меня не любят.
— Точно? Или вроде бы? Барабашка что ли у тебя в доме завелась? Откуда-то дурь появилась.
— Точно! Хотя погоди! Заходили женщина с парнем. И представляешь, какая странная история! Они показали мне рекламную газету, где объявление о том, что я продаю квартиру. Но я никакого объявления не давал. С чего бы я стал продавать квартиру?
— Ну, в этом как раз ничего странного нет. И что? Что дальше? Пришла к тебе парочка…
— Я объяснил им, что это недоразумение. Я никакого объявления не давал. И не думаю продавать квартиру. Пусть они поищут другой вариант! Они расстроились, потому что надеялись именно на мою квартиру.
— И что? Что они? Что говорили? Где стояли? Как стояли? Какие телодвижения делали?
— И ничего! Они извинились. И ушли. Вот и всё. стояли на пороге, в комнату я их не приглашал.
— Странно всё это! И непонятно. Какое-то дурацкое объявление. Это же не с бухты-барахты!
— Хотя погоди! Женщине стало плохо. Ноги у неё подогнулись, и она стала опускаться. А парень подхватил ее подмышки. Да! И достал из сумочки таблетки. Попросил, чтобы я принес воды. Запить таблетки. Судя по виду, ей было очень плохо.