Темный грех
Шрифт:
— Подними меня, — говорит она, подпрыгивая на цыпочках.
Я не понимаю, о чем она спрашивает, и чувствую себя полным идиотом.
— Хочу есть. Подними меня.
Мой взгляд метался между стульчиком и дочерью. У меня трясутся руки, когда я наклоняюсь, чтобы обхватить ее за талию и поднять. Я никогда не держал ребенка на руках и ужасно боюсь уронить ее или ненароком причинить ей какую-нибудь боль. Как можно осторожнее я сажаю Лючию на стульчик и бросаю отчаянный взгляд в сторону двери Неры. И что теперь? Должен ли я пойти и разбудить ее? Или я должен… Ай.
— Я хочу есть, Рапунцель-бой. —
— Ладно. Что ты хочешь съесть?
— Печенье! — Ее улыбка расширяется. — И кетчуп.
— Хм… Эти две вещи не сочетаются. И я не думаю, что в печенье достаточно питательных веществ. Я имею в виду… они не полезны для детей.
Лючия нахмуривает брови, ее глаза сужаются.
— Я не ребенок. — Еще один рывок за волосы. — Я девочка.
— Да, ну… Хм… Хочешь яичницу? — Я спрашиваю. Это одно из немногих блюд, которые я умею готовить.
— Нет.
— Сосиски?
Она качает головой, на ее милом лице написано отвращение.
— Гадость.
— Сэндвич?
— Я хочу печенье, Рапунцель-бой. И кетчуп. И соленые огурцы.
Я снова смотрю на закрытую дверь Неры, но помощь не приходит.
— Хорошо. Я посмотрю.
Я нахожу в одном из шкафов коробку с медовым печеньем, достаю из холодильника кетчуп и банку маринованных огурцов. На стойке рядом с раковиной сушится пара маленьких тарелочек с мультяшными героями. Я беру один, кладу на него несколько печений и ставлю его и кетчуп перед Лючией на барную стойку. Банку с огурцами я оставляю на прилавке.
Лючия открывает бутылочку с кетчупом и выливает по меньшей мере половину содержимого на печенье. Затем она достает из кучи одну из вафель и начинает откусывать от нее. Я сажусь по другую сторону барной стойки и смотрю на свою малышку. Ее стул весь в красных пятнах, как и верхняя часть пижамы. У нее все лицо в кетчупе.
Тигренок меня убьет.
Я беру бумажное полотенце с держателя слева и начинаю вытирать Лючию, пока она следит за каждым моим движением своими любопытными глазками. Закончив с креслом, я отрываю еще несколько листов бумажного полотенца, чтобы вытереть ее лицо. Моя рука уже на полпути к ней, когда я останавливаю себя. Текстура полотенца кажется слишком жесткой для ее нежной кожи. Не найдя лучшего варианта, я бросаю салфетки и очень медленно протягиваю руку, намереваясь стереть мазок кетчупа с ее маленькой щечки одним лишь большим пальцем.
Лючия замирает. Я тоже замираю. Паника взрывается в моем организме.
Я напугал ее.
— Прости, я… — Я начинаю отстраняться, в то время как боль, острее, чем все, что я когда-либо чувствовал, пронзает мою грудь.
— Ты забыл мои огурцы, — ворчит Лючия, хватая мою руку обеими своими. Она держит мои указательный палец и мизинец, притягивая их к своему лицу. Мое сердце перестает биться, когда она закрывает рот моей рукой, вытирая лицо ладонью, словно полотенцем, чтобы стереть пятна от кетчупа. Когда она заканчивает, она выглядит еще хуже, чем раньше, с красными пятнами по всему носу и даже на лбу.
— Мамочка не любит, когда я так делаю, — заявляет она и одаривает меня зубастой ухмылкой. — Мне это очень нравится.
Я сглатываю и смотрю вниз, где она все еще держится за меня. Такая крошечная. Как ее пальцы могут быть
Моя дочь.
Осторожно поворачиваю руку и беру один из ее пальцев в свою, поглаживая липкие маленькие пальчики.
— Хочешь поиграть в парикмахера? —
Не отрывая взгляда от драгоценного сокровища на своей ладони, я наклоняюсь и целую покрытые кетчупом кончики. И киваю.
Я плыву в этой бесплотной пустоте между бодрствованием и дремотой, пока в комнату не проникает слабый сквозняк из оставленной слегка приоткрытой балконной двери. По моей обнаженной плоти пробегает холодок. Когда я прогоняю сон, на мгновение в моей голове наступает блаженная пустота, но затем на меня разом обрушиваются события вчерашнего дня.
Я переворачиваюсь и смотрю на другую сторону кровати. Простыни смяты, но Кая там нет. Паника сжимает меня в ледяной кулак, и несколько секунд я могу лишь смотреть на вмятину на подушке. Мгновение спустя я выскакиваю из-под одеяла и бегу через спальню. Я распахиваю дверь, едва не разбив ее о соседнюю стену, и бросаюсь внутрь, но останавливаюсь на пороге.
Кай сидит на полу перед диваном, прислонившись спиной к мягкому краю. Одна его рука поднята под неудобным углом и держит круглую плетеную корзину, переполненную резинками, заколками и другими аксессуарами для волос Лючии. Моя дочь сидит позади него, на краю дивана, прикусив нижнюю губу своими милыми молочными зубками, пытается закрепить огромный розовый шелковый цветок на макушке головы отца. Тем временем большая часть волос Кая — за исключением узкого, неумело завязанного хвостика, в беспорядке свисающего сзади, — свободно рассыпалась по его лицу. Мое бедное сердце трепещет, когда я вижу, как мой демон стоит абсолютно неподвижно, а его широко открытые глаза, выглядывающие из-за прядей, бешено мечутся по комнате.
— Я нашла их на кухне час назад, — говорит Зара рядом со мной. Я даже не заметила ее присутствия, слишком увлеченная зрелищем в гостиной. — Судя по всему, Лючия проснулась и пошла в твою спальню. Поскольку ты еще спала, она попросила его принести ей завтрак.
Я прижимаю руку к сердцу и сглатываю.
— Что он делал?
— Я нашла коробку печенья, кетчуп и банку маринованных огурцов. Надеюсь, он не дал ей все это одновременно. — Она наклоняет голову в сторону мужчины, о котором идет речь. — Не думаю, что он часто общался с детьми. Посмотри на его лицо. Похоже, он совершенно напуган.
— Да. — Я смаргиваю слезы, грозящие пролиться. — Вчера вечером я сказала ему правду.
— Почему?
— Никакой лжи. Только секреты. — Я улыбаюсь, а затем уточняю, когда Зара бросает на меня растерянный взгляд. — Это было нашей фишкой с самого начала. Но больше нет. Больше никаких секретов.
Зара кивает.
— Ты собираешься увидеться с Массимо сегодня?
— Завтра. После обеда я встречаюсь с инвесторами в казино Bay View. — Я смотрю на нее. — Ты все еще не хочешь рассказать мне, что происходит между вами?