Темный грех
Шрифт:
Телефонная линия обрывается.
И Нера вскрикивает, вцепившись в мою руку.
ГЛАВА 38
Шторы на французском окне раздвинуты в стороны, что позволяет мне видеть, как люди Рафаэля бродят по двору, когда первые лучи солнца появляются над горизонтом. Я глажу стройную
С той минуты, как она позволила мне вернуться в ее жизнь, желание сделать ее своей не покидало меня ни днем, ни ночью. Я не верю в браки. Мне не нужно подписывать какую-то дурацкую бумажку, чтобы объявить ее своей. Или чудака в смешной одежде, который объявит ее таковой. Если какой-нибудь мужчина осмелится приблизиться к моей тигренку, чтобы украсть ее у меня, я просто сверну ему шею. Но все же… Я еще раз поглаживаю ее безымянный палец, а затем выскальзываю из постели, прихватив с тумбочки телефон. Когда я направляюсь в ванную и тихо закрываю за собой дверь, я нахожу номер Феликса в своем приложении для преобразования речи в текст.
06:34 Кай: Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.
Через минуту приходит аудиофайл. Значит, он не забыл о моей маленькой проблеме с чтением.
06:35 Феликс: Я СПЛЮ!!!
06:36 Кай: Это срочно.
06:36 Феликс: Ты опять голодаешь, обезвожен и умираешь на какой-то свалке? Потому что если нет, то это может, черт возьми, подождать.
06:38 Кай: Нет. Мне нужен священник. Я хочу жениться.
Проходит несколько минут без ответа, а затем:
06:40 Феликс: Пришли мне свое местоположение и оставайся на месте. Тебя опять схватили мексиканцы? Я попрошу Сергея забрать тебя. Когда тебя в последний раз накачивали наркотиками?
06:41 Кай: Я не под кайфом. Найди мне священника и доставь его к концу дня, иначе я тебя выпотрошу очень медленно, когда увижу в следующий раз.
Я отправляю ему адрес, возвращаясь в постель и бросая телефон обратно на тумбочку.
Нера просыпается и поднимает голову с подушки рядом со мной.
— Который час?
— Почти семь. — Я снова заключаю ее в объятия, убираю прядь темно-русых волос, упавшую ей на лицо, и целую в нос.
— Как ты думаешь, разумно ли было оставлять Армандо на ночь в подвале?
— Если ты беспокоишься о вине, которое там внизу, то не стоит. Он не может пить его со сломанными руками.
— Я не беспокоюсь о вине. Что, если у него случится шок и он умрет?
— Он не умрет от нескольких сломанных костей. По крайней
Нера крепче прижимается ко мне и зарывается носом в мою шею.
— Я не могу дождаться того дня, когда Массимо выйдет на свободу и мы сможем оставить этот сумасшедший дом позади.
— Но из тебя получилась великолепная донна, тигренок. Я мог бы…
— Я не хочу, чтобы ты убивал моего сводного брата, Кай. Но спасибо, что предложил. — Она вздыхает. — Я просто хочу, чтобы мы все — ты, я, Лючия и Зара — были вдали от всего этого. Большой дом. С огромным двор. С кучей животных, с которыми Лючия могла бы играть.
— И никаких соседей поблизости.
Нера смеется мне в шею.
— И никаких соседей.
— Сколько осталось до освобождения твоего сводного брата?
— Еще пять месяцев.
Дверь спальни со скрипом открывается.
Я поднимаю голову и в ужасе смотрю на Лючию, которая стоит на пороге, держа в одной руке плюшевого тигра, а в другой — расческу. Она смотрит на нас с Нерой, лежащих вместе в кровати, и ее глаза перебегают с меня на мать. И тут она встречает мой взгляд дерзким взглядом.
— Тигренок? — Я шепчу. — Что нам делать?
— Почему ты называешь маму "Тигренок"? — Крошечный голосок Лючии нарушает тишину в комнате.
— Ну… Эм… — Я бросаю взгляд на Неру, надеясь на помощь, но она только хихикает. — Это прозвище.
— Почему ты зовешь ее по прозвищу?
— Потому что… Я люблю ее.
Лючия морщит нос, словно размышляя об этом.
— Я тоже хочу, чтобы у меня было прозвище, — требует она, затем несется по ковру, чтобы забраться на кровать. Мое сердце колотится, как бешеный поезд, когда я смотрю, как она подползает и устраивается между нами.
— Хорошо. — Я едва успеваю ответить. — Как насчет tygrysek? Это значит "малыш-тигренок".
— Мне нравится. — Она берет прядь моих волос и начинает их расчесывать. — У меня милое прозвище, мамочка. Рапунцель-бой тоже меня любит.
Мои легкие сжимаются так сильно, что я не могу сделать вдох. Рука Неры хватает мою и сжимает ее.
— Да. — Мне едва удается говорить. — Я очень люблю тебя, Лючия.
— Я знаю. — Она смотрит на меня сверху, прямо в глаза. — Это больно, но ты позволил мне сделать твои волосы красивыми. Конечно, ты любишь меня.
Внутри меня вспыхивает тепло, обжигающее, как взорвавшаяся звезда. Я почти таю от нахлынувших на меня чувств. Я протягиваю руку и осторожно глажу нежную щеку Лючии тыльной стороной ладони. Не уверен, что она когда-нибудь поймет всю глубину моей безусловной любви к двум тигрятам.
— Я буду любить тебя до последней капли крови в моих венах, tygrysek, — шепчу я.
— Гадрсть. — Она делает гримасу отвращения. — Я не хочу крови. Я хочу позавтракать. Можно мне снова печенье с кетчупом?