Темный мир. Равновесие
Шрифт:
Минут десять я сидела на скамейке у входа в общежитие. Думала, до утра здесь просижу в шоке и трепете.
Но – ничего подобного. Я замерзла, отдышалась… и вспомнила о Павлике. Да жив ли он до сих пор?!
Бегом вернулась в комнату Соколова. Кружила ночная бабочка над остатками пластикового застолья, все так же храпел на кровати неизвестный гость, зато танцор в красной футболке сбежал, оставив на подоконнике свои наушники. Павлик сидел, привалившись спиной к стене, но был в
Я сжала в кулаке амулет. Павлик выглядел еще неважно, но уже гораздо, гораздо лучше: синева с лица уплывала, черные «очки» рассасывались, в глазах появился смысл.
– Привет… Это тут что?
– Это у Соколова был день рождения, – я вздохнула.
В глазах Павлика появился ужас:
– А я тут… как? Зачем?
Я молча помогла ему подняться.
Всю дорогу по коридору он лепетал огорченно и жалобно: шел к Насте… позвонил и… он шел, и вдруг…
– Шел в комнату, попал в другую, – сквозь зубы процитировала я, очень кстати вспомнив Грибоедова.
– Она обиделась, да? – Павлик смотрел на меня с надеждой. Ждал, наверное, что я скажу – пустяки, дело житейское, девушка простит…
Я заглянула в нашу комнату. Настя спала. Я поколебалась… Нет. Ждать до утра не надо.
– Настя… Слышишь?
Она открыла мутные глаза:
– Который час?
– Да неважно. Тут к тебе… тут Павлик хочет что-то сказать.
– А это кто? – спросила она и мигнула.
– Перестань, – я посмотрела укоризненно. – С ним беда случилась, случайно траванулся паленой водкой. Ни на каком дне рождения он не пил, а в отключке валялся, спасибо, что вообще не помер…
Настя зевнула и посмотрела на часы:
– Свинья ты. Четыре утра, ты мне какие-то байки рассказываешь про алкоголиков.
Павлик просунул голову в приоткрытую дверь.
– Настя! – протянул так жалобно, что даже Снежная королева разрыдалась бы. – Со мной что-то случилось, я шел к тебе, я…
– Дайте поспать, – сухо сказала моя соседка. – Закрой дверь, имей совесть.
И натянула на голову одеяло.
Глава третья
Портал
Я встретила рассвет на набережной. В это время здесь не было ни туристов, ни торговцев, только пара дворников в оранжевых жилетах, да и те скоро ушли.
Я стояла и смотрела на Москву.
Передо мной лежал огромный город… или мир. Всякий раз, когда я сжимала в кулаке свой амулет, этот мир перерождался перед моими глазами, и требовалось все мое мужество, чтобы смотреть и заново видеть.
Небо казалось светлее и выше. Земля переливалась опаловым мягким свечением. Внизу, в кустах, на мгновение показались желтые дикие глаза – и пропали, и я так и не поняла: померещилось мне или нет.
Кружились огненные полотнища над рекой, похожие не то на бабочек, не то на протуберанцы. С мостов опускались сталактиты – ледяные, а может, известковые. Поднимались на горизонте столбы света, что-то шевелилось под темной водой, я ждала, что вот-вот пролетит дракон…
Но дракона не было. Был мир, не похожий на все, что я знала раньше, живой, прекрасный… жуткий. Я была как птенец, который прожил в гнезде всю юность и впервые выглянул наружу. Или как монах, добравшийся до края земли и высунувший голову за прозрачный небесный купол. Постепенно наступало утро, оживлялась улица за моей спиной, а я стояла и смотрела.
– Красиво, правда? – спросил знакомый голос. Я чуть не выронила амулет – к счастью, цепочка была крепко намотана на ладонь.
Инструктор ухмылялся. У тротуара стояла знакомая мне машина с буковкой «У» – как раз под знаком «Остановка запрещена».
– Хочешь выбросить эту штуку? – он смотрел на амулет.
Такая мысль мне тоже приходила.
– Дело не в нем, а в тебе, – сказал он серьезно. – Ты посвященная. А это твой предмет силы. Кольцо Всевластья, волосы Самсона, иголка Кощея… Сама знаешь лучше меня.
– И если я его выкину…
– Лучше не выкидывай. Пригодится. Я серьезно.
Он больше не улыбался.
Проехала милицейская машина, не пожелав даже чихнуть на вопиющее правонарушение «ученической» «Лады».
– Вы кто такой? – спросила я очень тихо.
– Посмотри, – посоветовал он все так же без улыбки.
Я сжала амулет в кулаке. Он стоял передо мной, белый, будто вмороженный в лед, не похожий на человека.
– Вы что, тоже Тень?!
– Обижаешь, – он в самом деле, кажется, немного обиделся.
Я не знала, о чем еще с ним говорить. Я его боялась… и одновременно понимала, что надо сейчас расспрашивать, много, жадно. Чтобы потом не жалеть всю жизнь.
– Авария была на самом деле? Там, на мосту…
Он посмотрел насмешливо:
– Ты знаешь, что такое инициация в традиционной культуре?
– Обряд взросления, связанный со смертью и возрождением, – ответила я, не задумываясь.
– Вот ты и возродилась. Поздравляю.
Я закусила губу. А ведь верно. Во всех традициях начало новой жизни, обретение нового статуса именно так и происходит: претендента как бы убивают – понарошку… а затем он рождается заново.
– Это какая-то… секта?
Он помотал головой. Пошел к своей машине, распахнул пассажирскую дверцу – садись, мол.
Я не двинулась с места.
– Садись, – сказал он примиряюще. – Не бойся… На этот раз я за рулем.
Он отвез меня на задворки университета, где я за два года ни разу не была. Припарковал машину, снял с пожарного щита железный багор и поддел крышку канализационного люка. Открылся колодец, снизу ощутимо пахнуло сыростью и гнилью.
– Не пойду, – сказала я.