Темный Набег
Шрифт:
– Кто-нибудь когда-нибудь встречал вашего замкового упыря? Видел его? – спросил Всеволод.
– Нет, господин. Я же говорю: слухи только… всего лишь слухи. Ну и… – собеседник запнулся, – и два трупа.
– Погоди, – прищурился Всеволод. – А ты сам-то видел эти обескровленные трупы? Своими глазами – видел?
Кнехт замялся, запунцовел:
– Я – нет. Но мне говорили… рассказывали… как будто видели… будто втайне их схоронили… будто…
– Значит, все же, только слухи? Без трупов?
Кнехт поник, повесил голову.
– Ясно… –
Вот что делают с людьми страх и чрезмерное напряжение сил – физических и духовных. Ибо опасные слухи появляются там, где слишком много страха, где нервы – как натянутая тетива. И где есть хотя бы одна слабая душонка. Вроде этой вот. Или душа сильная, но истершаяся и со временем ставшая слабой. Все-таки еженощные штурмы темных тварей способны, наверное, подтачивать и кремень-души. Если штурмы продолжаются без конца. И без надежды. Да, так все и происходит. Набег порождает в ослабших человеческих душах страх. Страх рождает слухи, которые в свою очередь, еще сильнее размягчают крепость душ.
Опасная круговерть.
– Я просто хотел предупредить, добрый господин. Как лучше хотел…
Всеволод сдержанно поблагодарил кнехта. Кнехт поспешно выскользнул из комнаты.
Всеволод прикрыл за ушедшим дверь. Не из страха – из брезгливости. Пожалуй, все-таки не следовало ему заступаться за этого…
А глаза уже осматривали дверь. А пальцы – ощупывали засов. А мысли…
«Хорошая дверь. Хороший засов. Плечом не высадишь. И даже если секирой… И упырю прогрызть такие толстые доски – не враз».
Тьфу ты! Всеволод оборвал течение мыслей, принимавших ненужное направление. Досадно стало на самого себя. Надо же! Заразился-таки россказнями перепуганного кнехта. Не было ведь ничего на самом деле! Потому Конрад с Бранко и не поведали в походе о замковом упыре. А если было, то…
«То что? Дым без огня?»
Ну, может, во время штурмов завалились куда-то со стен тела испитых упырями защитников. Ну, затерялись. Ну, не досчитались бедолаг. Ну, не нашли. Сразу. А нашли – после. Один раз. Через месяц – второй. Вот и пошел гулять опасный слушок.
«Хорошая дверь. Хороший засов…»
Что ж, хорошая дверь и хороший засов все равно пригодятся. Не ему – Эржебетт. Пусть запирается, пусть за прочной дверью и крепким засовом чувствует себя в безопасности посреди не очень-то гостеприимного тевтонского замка. Пусть… Покуда не вернется Бернгард. Пока орденский старец-воевода не решит судьбу девчонки.
Кстати об Эржебетт… А где его дева-оруженосец спать-то будет? Не на полу же, в самом деле? Всеволод улыбнулся. Он был доволен. Вот теперь мысли текли в верном направлении.
Ладно, как-нибудь приспособимся…
Тихонько скрипнула притворенная дверь. Всеволод обернулся. Кто там еще?
Ишь ты! Легка на помине!
В комнату заглядывала Эржебетт. Сзади стояли Сагаадай и Золтан.
– Вот, русич, принимай, – недовольно буркнул шекелис. – А то не в себе совсем девчонка. То прячется, то мычит и мечется. И тебя вроде как ищет. Ну, мы ее к тебе и привели.
– И впрямь, видать, тебя искала, – подтвердил степняк. – Глянь-ка нашла – и успокоилась сразу.
Эржебетт тихонько вошла в комнату. Встала у стены неприметной мышкой – поближе к Всеволоду. И уходить отсюда уже явно не собиралась.
В самом деле – нашла…
– Ну, привели – и привели, – пробурчал Всеволод, чувствуя, как наливается краской. – Молодцы. Спасибо. А теперь оставьте девчонку в покое.
«Нас с ней оставьте».
Дверь вновь закрылась. Всеволод вздохнул.
– Ну, и что мне теперь с тобой делать?
Эржебетт улыбнулась ему особой, неподражаемой заискивающе-обезоруживающей улыбкой. Кивнула – то ли своим, то ли его невысказанным мыслям. А может, и его, и своим разом.
И-эх! Всеволод махнул рукой:
– Давай обустраиваться, что ли…
К неподъемному сундуку у стены он придвинул тяжелую лавку – та оказалось почти вровень. Брошенные сверху тюфяк и шкуры вовсе сгладили неровности. Для него самого такое ложе маловато будет, да и не выдержит оно его – разъедется, развалиться. Но для Эржебетт… Всеволод измерил взглядом худенькую невысокую фигурку. Сгодиться. Если калачиком – и на одном сундуке отроковица поместится. А с лавкой так и вовсе раздолье будет.
Неплохо, конечно, было бы все это перетащить к его дощатым полатям, чтоб вдвоем, вместе чтоб. Но дубовый, обитый железом сундук слишком тяжел. И вставлен к тому же в специальную нишу в полу и стене. Не выковырнуть, не дотянуть. Втроем – с Сагаадаем и Золтаном можно было бы попытаться. Но просить соратников обустраивать их совместное с девчонкой-найденышем ложе все же не годилось. Да и тевтоны, если узнают, не поймут, отчего воевода с оруженосцем своим вместе спят. Эржебетт ведь пока здесь за оруженосца. А когда еще выпадет удобный случай поговорить с местным старцем-воеводой о юнице – Бог весть.
Поразмыслив немного, Всеволод решил подтащить к ложу Эржебетт и стол. Ему, как ни крути, надлежало стоять подле лавки. Чтоб было куда присесть, ежели что. Потрапезничать, там, на скорую руку, дабы лишний раз не выводить Эржебетт к общему застолью, на показ орденским братьям. Оружие почистить, доспех поправить, одежду починить… Да мало ли дел можно переделать, сидючи по-человечески – на лавке да за столом. А поскольку единственная лавка нынче подле сундука пристроена… В общем, пришлось еще повозиться: тяжеленный, зараза, оказался дубовый столище, а из девчонки – какая помощница? Конечно, в одиночку тягал. Стол встал малость кривовато, но все же кое-как, со скрипом, уместился в простенок за ложем, сооруженным для Эржебетт. Одним краем уперся в сундук – тот аж затрещал, родимый, другим – оцарапал неровную кладку стены.