Темный путь
Шрифт:
— За ним! — рявкнул Хала и устремился следом.
В два счета настигнув бродягу, Хала сбил его с ног сильным ударом в спину. Бродяга кубарем полетел в дорожную пыль, но тут же извернулся, встал на четвереньки и зашипел, как разъярённая кошка. Из-за поворота послышались быстрые шаги и топот — подоспела стража. Однако бродяга не пожелал остановиться и с тонким визгом бросился на Халу, увлекая того на землю и стараясь добраться до его горла. Завязалась драка, но уже через минуту третий всадник дворцовой стражи прижал безумца к земле и заломил ему руки за спину. Проповедник извивался в пыли и кричал уже что-то совсем неразборчивое.
— Видимо, нам надо навестить Соммера Ката прямо сейчас, — констатировал он очевидное.
— Да уж, и разговор будет гораздо интереснее, чем я думал, — проворчал Хала, рассматривая порванный в нескольких местах рукав. — Пошли.
13. Беспорядки в городе
Соммер Кат даже почти не удивился рассказу Кита и Халы. Он сам допросил пойманного святошу, но так и не смог с уверенностью сказать, безумен тот или нет. Послали за лекарем, проповедник лекаря к себе не подпустил. После получаса бесплодных попыток, тот махнул рукой и ушёл, сказав, чтобы бесноватому дали успокаивающий отвар. Теперь начальник городской стражи, третий всадник дворцовой стражи и один из лучших лучников конунга молча сидели за столом в кабинете и обдумывали, что делать дальше.
С одной стороны, был факт прилюдного оскорбления конунга и чести его сестры. С другой, наказать виновного по всей строгости было нельзя — он бы сразу превратился в мученика. Дело решили отложить и дать пленнику возможность успокоиться и прийти в себя. Но на этом неприятности не окончились. Перед закатом прибежал гонец с сообщением, что в ремесленном квартале началась большая драка — какие-то люди напали на дом кузнеца. Они кричали, что кузнец — наемник и убийца, а сами начали грабить его дом.
На шум сбежались соседи, началось побоище. Нападающих связали, но кто-то опрокинул жаровню, начался пожар. Все, кто был свободен, бросились тушить огонь, и к ночи пламя стихло и потеряло силу. Однако хозяйство сгорело почти все. К счастью, здание кузницы стояло чуть в стороне от остальных, а день выдался почти безветренный и пламя не перекинулось на соседние дома, но все равно урон был нанесен значительный. Среди нападавших Хала и Кит опознали несколько людей с площади, о чем сразу сообщили Соммеру.
Старый вояка выругался и покачал головой, ему решительным образом не нравилось развитие событий. Назначив дополнительные ночные патрули, начальник стражи пригласил двоих друзей разделить с ним ужин. Но Хала уже торопился во дворец, ему было не спокойно за свою госпожу, а Кит просто откланялся, сославшись на усталость. Разговор опять откладывался.
Следующее утро не принесло Соммеру облегчения. Город гудел, как растревоженный улей. Несколько раз в день к начальнику в кабинет заглядывали разные люди, спросить, все ли хорошо в Витахольме. Но Соммер не мог сказать наверняка. Предчувствие беды грызло его всю ночь, не смотря на усиленные меры безопасности. Утром он послал весть во дворец конунга, чтобы просить об аудиенции, но ответа пока не было. Зато явился Хала и передал на словах, что конунг занят — срочные вести из провинции. Оказывается, не только в Витахольме начались волнения и беспорядки.
За пару недель беспокойство расползлось и затронуло почти все крупные поселения. Где-то проповедников сразу выгнали взашей, не пустив в стены города, где-то слушали с удвоенным интересом. Конунг пребывал в напряжении и недовольстве, однако решительных действий не предпринимал.
Лекарь все-таки признал бродягу с площади нездоровым. По его словам человек этот был истощен, болен по меньшей мере несколькими заболеваниями, и дух его находился в упадке. Наказать безумца конунг не мог, отпустить на свободу не хотел. После некоторой заминки было принято решение выдворить этого человека за пределы страны без права вновь появляться в городах.
Бродягу под конвоем увезли к северной границе королевства Хольда и там прогнали, запретив возвращаться.
— Если кто-то из воинов конунга увидит тебя вновь в пределах нашего королевства, то тебя убьют на месте, — предупредил проповедника командир охраны. — Не знаю, почему тебя вообще пощадили, но не советую пренебрегать милостью Лида.
Бродяга не ответил, лишь плюнул воинам под ноги, перехватил поудобнее котомку и неспешным шагом отправился прочь.
Тем не менее скоро стало ясно, что ситуация несколько сложнее, чем казалось раньше. Фанатики вовсю старались и в других городах, подбивая людей на мелкие погромы или просто вызывая недовольство.
Хала тщательно собирал все новости и старался найти им логическое объяснение. Но как он ни пытался, связать появление проповедников с оживлением в стане Талгата он не мог. Проповедники были не из кочевников, на языке хольдингов говорили идеально, а откуда на самом деле они взялись, не знал никто.
Сдавшись, Хала направился к Соммеру и вдвоем они принялись обмозговывать ситуацию. Соммер внимательно выслушал все, о чем успел узнать третий всадник дворцовой стражи, затем поделился своими наблюдениями. По его словам выходило, что основной идеей новых проповедников был возврат к какими-то старым корням и древней крови, вроде бы дающей им право на владение землей и богатствами. В речах то и дело проскальзывали призывы к свержению власти конунга, прямые оскорбления его чести или даже обвинения в жестоких и бессмысленных убийствах.
На равне с этим часто упоминалось имя некоего «истинного бога», который благословлял войну против захватчиков и обещал милость ко всем, вернувшимся к своим истокам. Для Халы это все звучало как бессмысленный набор ничем не подтвержденных слов, но вместе с тем он был вынужден признать, что много кому эти речи пришлись по душе. Больше других за проповедниками шли те, кто не смог добиться в жизни лучшего — наемники, пьяницы, бездельники или проворовавшиеся жулики. Следом за ними подтянулись те, в ком жили давние обиды или зависть к более богатым или более славным соседям. Потребовалось меньше месяца, чтобы в воздухе повисло ощутимое недовольство. Люди разбились на два лагеря, и теперь любая неосторожная фраза могла спровоцировать неожиданную ссору.
Хала упорно не желал понимать, отчего так происходит. Ему казалось, что все в руках человеческих, что если кто-то хотел изменить свою жизнь к лучшему, то ему стоило лишь начать это делать вместо того, чтобы искать оправдание на дне кружки. И все-таки надо было признать, что новые идеи цепляли самые темные струны человеческих душ даже там, где казалось темноты вовсе нет. Это расстраивало и лишало внутреннего равновесия, а поделиться своими переживаниями было почти не с кем: Кит снова уехал, а Агейр пропадал на службе днём и ночью.